Мне 62, а ему 49 — твердил, что любит, а я кормила да штопала… Пока не выставила за порог.
После развода прошло много лет, но душа заживала медленно.
Первый муж оказался не просто неудачником — настоящим кровопийцей. Силы, деньги, радость — всё вытянул. Не работал, пил, ночами пропадал, а потом ещё и вещи таскал, как шакал. А я терпела. Ради сына. Ради Саши. Только ради него.
Когда мальчишке стукнуло двенадцать, он подошёл, посмотрел мне в глаза и сказал:
— Мам, хватит. Выгони его.
Тогда будто пелена спала. В тот же вечер вышвырнула мужа на улицу. Ни капли сожаления — только лёгкость. Дышать стало вольно.
Потом были мужчины. Кто-то писал, кто-то в кино звал. Но я не влюблялась. Боялась. Страшилась снова стать прислугой вместо жены.
Последние годы совсем одиноко. Сын укатил в Канаду, осел там. Звал к себе, но я не поеду. Сорок лет здесь прожито — корни, память, и боль, и счастье всё тут.
А потом пандемия накрыла. Тишина. Четыре стены.
Подруга как-то сказала:
— Да найди ты кого-нибудь! Хоть поговорить!
Я только плечами пожала:
— Мужики моего возраста — седые, сгорбленные. Им не женщина нужна, а сиделка. А я не хочу быть сиделкой.
— Так возьми помоложе! Ты ведь ещё огонь!
Я отшутилась, но зерно засело.
А потом увидела его.
Каждый день гулял с собакой в нашем сквере. Высокий, подтянутый, в чёрной куртке. Звали Дмитрием. 49 лет. Разведён, жена в Испанию сбежала, дочь взрослая.
Заговорили. Потом кофе. Потом цветы. Каждый день. Не заметила, как он начал ночевать, а потом и вовсе переехал.
Соседки ахали:
— Ну ты даёшь, Галя! Такого красавца себе заполучила!
Мне льстило. Готовила, гладила, встречала с улыбкой. Вспомнила, каково это — чувствовать себя женщиной.
Но однажды он бросил:
— Тебе бы подвижнее быть. Могла бы собаку выгуливать?
— А вдвоём разве не пойдём?
— Не стоит на людях часто вместе появляться. Болтать начнут…
Тут меня осенило: стыдится. Моего возраста, морщин, седины — чего угодно.
Огляделась. Он ничего по дому не делал — даже носки в корзину не бросал. А я? Варила, убирала, стирала… Прислуга. Не любимая. Обслуга.
Набралась духа и выложила:
— Дима, в доме всё должно быть поровну. Гладь сам. И собаку — сам выгуливай.
Он усмехнулся:
— Хочешь молодого и красивого? Вот и соответствуй. Радуй, ублажай. Или зачем ты мне?
Смотрела на него, будто впервые увидела, и тихо сказала:
— У тебя полчаса. Забирай вещи.
— Ты что?! У меня дочь с парнем ко мне собирались!
— Пусть у дочери живут. Счастливо.
Выставила. Без криков. Закрыла дверь, села и заплакала.
Да, было больно. Унизительно. Одиноко. Но не сломано. Поступила правильно. Если мужчина только берёт — это не любовь. Это паразитизм.
Мне 62. Морщины есть, усталость в ногах. Но душа живая, жаждет тепла. Верю, что ещё встретится человек, который захочет быть рядом — не пользоваться, а любить.
Пусть будет не моложе, не краше. Просто — честным. С уважением.
Потому что женщина — даже в 62 — имеет право не быть тенью.
