«Отец, я хочу домой»: как меня выгнали из родной квартиры ради комнаты
Эта история вышибает слезу. Предательство родной дочери и спасение, пришедшее, когда казалось, что выхода нет.
Иван Петрович стоял на балконе старой питерской хрущёвки, затягиваясь сигаретой. Руки не слушались, сердце колотилось, будто пыталось выпрыгнуть из груди. Кто бы мог подумать, что в 70 лет он станет обузой для собственной кровиночки. А ведь совсем недавно у него был дом, семья, любимая супруга…
— Папа, ну сколько можно? — ворвалась в комнату Алевтина, его единственная дочь. — Мы просто просим освободить твою комнату. Серёжа с Васей уже взрослые, а спят на раскладушке. Это же неудобно!
— Лёлечка… — прошептал Иван. — Почему я должен доживать век в интернате? Места не хватает — снимите квартиру или к тёще переезжайте. Я не мебель, чтобы меня выносили…
— Спасибо, папа, всё ясно, — хлопнула дверью Алевтина, оставив за собой шлейф духов и горечь.
Иван опустился в кресло, провёл рукой по шерсти старого пса Тобика и вдруг почувствовал, как глаза наполняются влагой. Он не плакал со дня смерти Галины… Вместе они прожили сорок лет, плечом к плечу, и никогда бы не поверил, что их дочь — их Алевтина — способна на такое…
Они растили её в любви, ничего не жалели. Всё самое лучшее — ей. А выросла чёрствой и бесчувственной.
— Дедушка, ты нас с Васей не любишь? — вбежал семилетний Серёжа. — Мама говорит, ты жадина! Не хочешь отдать свою комнату!
— Внучок, кто тебе такое наговорил… — голос Ивана задрожал.
Он понял: дочь настроила внуков против него. Старик сдавленно вздохнул и выдавил:
— Ладно. Комната ваша…
Алевтина влетела с сияющими глазами.
— Папочка, правда? Спасибо! Я уже договорилась — тебя поселим в чудесный пансионат, с заботой, с врачами. И Тобика не бросим, честно!
Прошло два дня. И вот он, Иван Петрович, оказался в убогом доме престарелых на окраине Ленинградской области. Запах плесени, облупившаяся краска, пустые глаза соседей. Никакого «ухода» и «заботы», как обещала дочь. Просто свалка для ненужных стариков.
— Новенький? — спросила соседка по палате. — Меня Зоя зовут. Тебя тоже родня сплавила?
— Да, — кивнул Иван. — Дочка. Комнату понадобилась.
— А у меня детей не было. Квартиру племяннику оформила… а он меня сюда — с чемоданом. Хоть не под забором, уже хорошо.
Они разговорились, вспоминали молодость, тосковали по родным. Постепенно Зоя стала единственным светом в жизни Ивана. Они бродили по унылому двору, грелись на лавочке, держась за руки, словно юные влюблённые.
А дочь так и не приехала. Даже телефон не брала. Иван переживал лишь об одном — как там Тобик? Жив ли?
Однажды, возвращаясь с прогулки, он столкнулся с бывшим соседом — Николаем.
— Иван Петрович?! Вы же в деревню уехали, Алевтина говорила! И Тобика, наверное, с собой взяли?
— Что?.. — голос Ивана предательски дрогнул. — Где собака?
— Она его на улицу выкинула. Я подобрал, отдал добрым людям. Пёс — умница. А она… квартиру, слышал, сдаёт. Сама с мужем у свекрови ютится. Что с ней, Иван Петрович? Как она посмела…
Иван закрыл лицо руками и, будто сломленный, выдохнул:
— Сынок… Я домой хочу…
— Вы не один. Я юрист. Помогу. Скажите, вы выписывались?
— Нет. Но у неё связи… Могла подделать…
— Тогда собирайтесь. Разберёмся!
Перед отъездом Иван зашёл к Зое:
— Зоенька, не реви. Я вернусь. И за тобой приеду. Обещаю.
— Да кому я нужна, старуха… — прошептала она.
— Не говори ерунды. Ты мне дорога.
Когда они с юристом приехали в квартиру, дверь оказалась под новым замком. Николай действовал быстро. Выяснилось: Алевтина сдала жильё, надеясь, что отец сгинет навсегда. Но документы, которые она оформила, оказались фикцией. Суд вернул всё обратно. Закон — на стороне Ивана.
— Спасибо, сынок… Только страшно. Что она ещё выкинет?
— Продадите квартиру — выделите ей долю. Остальное — на дом в деревне. Там тихо, спокойно. Никто вас не тронет.
Через пару месяцев Иван Петрович с Тобиком переехали в уютный деревянный дом с садом. Вскоре рядом поселилась и Зоя. Вместе они сажали картошку, развели гусей и каждый вечер встречали закат, крепко держась за руки.
Да, жизнь бывает жестокой. Но добро всегда найдет путь. Даже в самой кромешной тьме.
