Так сложилось, что на склоне лет я осталась в полном одиночестве. Не по своей воле, не по жестокой прихоти судьбы — а потому что моя невестка, та самая, которой я когда-то распахнула двери своего дома, вышвырнула меня, как надоевшую рухлядь. Теперь мой удел — покосившаяся изба в забытой богом деревне. Без воды, с печкой, что требует ежедневной топки, с ветхим туалетом во дворе и ведрами, которые приходится таскать из колодца. Всё, что когда-то было моим, теперь принадлежит ей.
Меня зовут Галина Степановна. Родом я из Вологды. Моему сыну Дмитрию — тридцать три. Женился он пять лет назад. Женился, словно ослепленный. Привёл в дом какую-то Светлану — девку с юга, без прописки, без образования, без стыда в глазах. Сын был от неё без ума, а я с первой встречи почуяла неладное. Но промолчала. Надеялась — авось рассосётся.
После свадьбы мы втроём ютились в моей двушке. Я отдала им просторную комнату, а сама перебралась в крохотную спаленку, где и развернуться-то негде. Не прошло и пары месяцев, как Светлана объявила, что ждёт ребёнка. Срок уже был приличный. Но вот загвоздка — Дмитрий познакомился с ней всего за месяц до зачатия. Я прикинула даты — не сходится.
— Родила раньше, — буркнула она.
— Раньше? Да здоровый, крепкий малыш, ни намёка на недоношенность!
Я промолчала. Сын поверил. А я — нет. Уже тогда сердце подсказывало: ребёнок чужой. Но как докажешь, если сын ослеплён?
Сперва она ещё изображала хлопотливую хозяйку — мыла полы, стряпала. Потом забросила. Всё легло на мои плечи. А затем началось самое страшное. Светлана потребовала, чтобы я отдавала пенсию «в общий котёл». Без намёков, прямо в лоб.
— А ты-то чем семью обеспечиваешь? — спросила я. — Ни дня в жизни не работала!
Дмитрий встал на её защиту. Требовал отчёта за каждую потраченную копейку. Видно, Светлана хорошо его обработала. Знала все мои надбавки, пенсии, пособия. Всё у неё было на карандаше. Даже на лекарства тратиться не могла без упрёков.
В конце концов моё терпение лопнуло. Купила себе холодильник и поставила в комнате. Перестала скидываться на еду, разделила коммуналку. Не обязана я кормить бездельницу и её дитя — и точка.
Тут Светлана поняла, что просто так меня не сломить. В мое отсутствие она перерыла все бумаги. Нашла документы на квартиру. А там — подвох: после развода с отцом Дмитрия я выкупила его долю, но оформила жильё на сына. Тогда думала — пусть будет его, всё равно он у меня один…
Светлана ликовала. Грозила:
— Валяй отсюда! Ты здесь никто! Если Дмитрию слова скажешь — разведусь и половину заберу. Тогда вы оба на улице окажетесь!
Что я могла ответить? Понимала: сын между двух огней. Не хотела его разрывать. Собрала вещи и уехала в дедовский дом в деревне. Когда-то покупали его с бывшим мужем, да так и не достроили. Теперь я живу в этом забытом уголке, где зимой стены промерзают, а летом лишь дым из трубы напоминает, что я ещё жива.
Дмитрию сказала, что тянет к тишине, к природе. Он не заподозрил подвоха. А Светлана только обрадовалась — лишний рот исчез. Сын сначала навещал пару раз в год, теперь и вовсе пропал. Ясно — она не даёт. Не пускает.
Жалею лишь об одном — что вовремя не оформила квартиру на себя. Что поверила в сыновью любовь и в порядочность невестки. А теперь встречаю старость в одиночестве, без крыши над головой, без семьи, без надежды. Вместо покоя — борьба за выживание.
Вот так чужая женщина, впущенная в дом, лишила меня всего. Жилья. Сына. Достоинства. И теперь каждую ночь молюсь, чтобы Дмитрий прозрел. Чтобы понял, с кем связал жизнь. Но боюсь — будет уже поздно…
**Жизнь учит: доверяй, но проверяй. Даже родная кровь порой слепа, а чужие руки легко забирают то, что ты отдал с добрым сердцем.**
