Меня зовут Татьяна Васильевна. Мне шестьдесят три года. Всю жизнь я старалась быть хорошей матерью, приличной женщиной, не лезть в чужие дела и не учить жизни без спроса. Но, похоже, именно эта тактика меня и подвела. Теперь я в ситуации, которую и врагу не пожелаешь: невестка объявила мне бойкот, а родной сын сделал вид, будто меня не существует. И всё из-за одного дня, одного ребёнка… и моего «нет».
Когда мой единственный сын Денис объявил, что женится, я обрадовалась. Ему уже стукнуло тридцать — самое время обзаводиться семьёй. Я молилась, чтобы он встретил хорошую девушку, с которой можно пройти рука об руку. И первое впечатление от Лены, его избранницы, было неплохим: скромная, с приятной внешностью, вроде бы спокойная. Правда, с ребёнком от первого брака. Ну да ладно, главное — чтобы сын был счастлив.
После свадьбы Лена забеременела. Беременность у неё протекала тяжело, почти все девять месяцев она провела в больнице. Её старший сын тем временем жил то у отца, то у бабушки. Я в их дела не встревала — не звали, значит, не надо. Внука, рождённого в новом браке, я увидела только через пять месяцев. До этого звонила сама, спрашивала: как малыш, как Лена. Отвечали вежливо, но сухо.
На смотрины я приехала не с пустыми руками — гостинцы и внуку, и старшему сыну Лены. Та приняла подарки без особых эмоций. Мальчик даже спасибо не сказал. Но я не обиделась — думала, просто стеснительный. На прощание сказала Лене: если что — зовите.
Прошло две недели — и Лена позвонила. Оказалось, у неё разболелся зуб, а её мать не смогла приехать. Попросила посидеть с детьми. Я не отказала. Приехала, выслушала короткий инструктаж и осталась наедине с младенцем и её старшим сыном.
С первых минут мальчик дал понять: тут он никто. Игнорировал мои слова, не отзывался, когда его звали, играть со мной категорически отказывался. Потом начал рыться в моей сумке. Я мягко сделала замечание. В ответ он заявил: «Это мой дом! А значит, я делаю что хочу!» — и пнул меня ногой. Я попыталась вразумить его — он убежал, а через пять минут вернулся с водяным пистолетом и начал поливать мне прямо в лицо. Терпение лопнуло. Я отобрала пистолет и строго поговорила с ним.
Позже Лена попросила накормить его. Но едва я поставила тарелку с супом, он начал плеваться едой, размазывая её по столу и стенам. Я остолбенела. Не от капризов — дети бывают разными. А от полного отсутствия границ и уважения. Никто не предупредил, что у ребёнка проблемы, я думала, он обычный. Но вел он себя странно. И когда Лена вернулась, я спросила прямо: «Ты уверена, что у твоего сына всё в порядке… с головой?»
Она посмотрела на меня, как на ненормальную, и спокойно сказала: «Он совершенно здоров». Я ответила, что больше никогда не останусь с её сыном один на один, потому что он меня пинал, обзывал, обливал водой и лазил по вещам. В ответ услышала: «Надо было найти к нему подход!»
Я ушла. Лена перестала отвечать на звонки. А когда я спросила у Дениса, когда они пригласят меня к внуку, он замялся и сказал: «Поговори с Леной». Передал трубку, но та разговаривать отказалась. Через сына мне передали, что не собираются «навязывать мне общение с невоспитанным ребёнком».
Потом Денис выслушал мою версию — я рассказала всё как было. Но, видимо, Лена уже вложила ему в голову другую историю. Он сказал, что нужно «время подумать» — и больше не звонил.
Теперь я, бабушка, не могу видеть родного внука. Всё потому, что не захотела быть бесплатной нянькой для ребёнка, который не знает слова «нельзя». Если бы Лена хоть раз одёрнула его, объяснила, что взрослых нельзя бить, что чужие вещи трогать неприлично, может, ничего бы и не случилось. Но вместо этого — молчание и отчуждение.
Я не хотела ссоры. Я не искала вражды. Но унижаться и терпеть похабное поведение я не собираюсь. Я мать. Я бабушка. И я заслуживаю хоть капельку уважения.
