**Дневник.**
Я ухожу, Дмитрий… Скажу без обиняков — полюбила другого. С ним я снова чувствую себя живой.
Дмитрий ехал по знакомой просёлочной дороге, где каждый камень напоминал ему детство. Десять лет он не бывал здесь — с тех пор, как похоронил родителей. Всё мешало: бизнес, сделки, переговоры, бесконечные отчёты. Он строил, вкладывался, карабкался вверх. Но теперь был свободен. Впервые за долгие годы. И это ощущение — как первый вдох после долгой зимы.
Машину подбрасывало на ухабах, шины скользили по размокшей грязи у обочины. Вдруг дорогу перебежал заяц, растворившись в кустах. Дмитрий остановился, вышел, вдохнул влажный вечерний воздух и поднял глаза на багровый закат. Казалось, время замерло, давая ему понять: впереди новая жизнь.
За плечами — тридцать лет брака с Светланой. Она была младше на десять лет — красивая, яркая, с огоньком. Он любил её без памяти, баловал, строил дачу, возил за границу, крутился в делах ради неё и детей. Но когда дети выросли, а он пропадал на стройках и совещаниях, Светлана затосковала. А потом — стала приходить поздно.
Сначала он отказывался верить сплетням. Друзья осторожно намекали, но он отшучивался. Пока однажды Светлана не сказала прямо:
— Ухожу, Дмитрий… Влюбилась. Он другой — моложе, без груза обязательств, и с ним я снова чувствую себя женщиной. Прости, но так больше не могу.
Она не просила прощения. И он не упрашивал. Оставил ей квартиру, не стал делить имущество, не полез в суды. Решил сохранить лицо, не превращая прошлое в помойку.
Остался во главе строительной фирмы, но переехал из Москвы в деревню, в родительский дом. Там, где было тихо и просто. Дом стоял на опушке, окружённый берёзами, пахнущий дровами и свежим хлебом. Никакого пафоса — только земля, небо и память.
Сперва было пусто. Бывшие коллеги звонили всё реже, столица казалась другой планетой. Но постепенно началось возвращение к себе. Утренние прогулки по ржаному полю, рыбалка в заросшем пруду, грибы в осеннем лесу, огонь в печи — всё это залечивало душу. Светлана стала далёким эхом, которое уже не ранило.
А потом, на сельском погосте, куда он пришёл навестить родные могилы, он увидел пса. Худого, с потухшим взглядом.
— Это Барс, — пояснил сосед. — Жил у Аграфены, а она умерла. Теперь он не отходит от её могилы. Ждёт…
Дмитрий присел рядом.
— Ну что, Барс? Пойдём со мной?
Пёс не сразу, но поднялся. И пошёл. С тех пор они не расставались. Сельчане качали головами:
— Видно, душа у Дмитрия чистая. Раз пёс к нему потянулся — значит, человек хороший.
Зимой они вместе чистили снег — он лопатой, Барс — носился вокруг, ловя хлопья. Скоро должна была приехать внучка — дочь обещала навестить с семьёй. Дмитрий развесил гирлянды, подготовил сани. Барс будет резвиться с детьми, а в доме снова зазвучит смех.
Он глядел на горизонт, где солнце пробивалось сквозь тучи, и впервые за долгое время чувствовал не боль, не тоску — а тихую, тёплую радость. Он не мечтал о новых женщинах, не жаждал мести, не строил грандиозных планов. Он просто жил. В своём доме. Со своим псом. В своей деревне. И знал — всё идёт как надо.