«Я знаю, как спасти вашего сына», — тихо произнёс мальчик. То, что случилось дальше, потрясло профессора медицины до глубины души.
Стены детского онкологического отделения Первой городской больницы Санкт-Петербурга пестрели яркими рисунками — медвежата, матрёшки и сказочные птицы словно сбежали с картинок книжки. Солнечные лучи пробивались сквозь занавески, но за этим пёстрым фасадом таилась гнетущая тишина — та, что висит в воздухе, когда надежда угасает, как свеча на ветру.
Палата 308 не была исключением. Здесь стояла особая, звенящая тишина — та, в которой каждый вдох кажется криком. У кровати стоял доктор Михаил Соколов — ведущий детский онколог, человек, чьи работы знали в Европе, чьи методики применяли в лучших клиниках. Но сейчас перед нами был просто отец — измученный, с потухшим взглядом, с морщинами, будто вырезанными ножом.
На кровати лежал его сын Денис. Восьмилетний мальчик, лишённый детства, сил и даже тени улыбки. Лимфобластный лейкоз отнял у него всё, а у Михаила — веру в науку. Химиотерапия, экспериментальные препараты, консультации в Германии и Швейцарии — всё было перепробовано. Без толку. Денис угасал, а Михаил бессильно сжимал кулаки, несмотря на все свои звания и знания.
Он взглянул на монитор: слабая линия пульса, едва заметное дыхание… И слёзы капали на белый халат сами собой.
Тишину внезапно разорвал стук в дверь. Михаил обернулся, ожидая медсестру. Но в проёме стоял худенький мальчишка лет десяти — в поношенных кроссовках, в футболке с Чебурашкой. На груди болтался бейджик волонтёра: «Артём».
— Чем могу помочь? — устало спросил врач, быстро проводя рукой по лицу.
— Я пришёл к вашему сыну, — тихо, но твёрдо ответил Артём.
— Он никого не видит, — коротко бросил Михаил.
— Я знаю, как ему помочь.
Слова прозвучали так просто, будто речь шла о ссадине на коленке. Михаил даже усмехнулся:
— И что же, ты лечишь рак?
— Я не врач, — спокойно ответил мальчик. — Но я понимаю, что ему нужно.
Улыбка сошла с лица Михаила. Он выпрямился.
— Послушай, малыш. Я сделал всё, что мог. Консультанты из Москвы, Швейцарии, США. Ты думаешь, я упустил какой-то «волшебный способ»?
— Я не принёс волшебства, — сказал Артём. — Я принёс правду.
— Уходи, — резко оборвал его Михаил, отворачиваясь.
Но мальчик не сдвинулся с места. Тихо, будто знал дорогу наизусть, он подошёл к кровати.
— Что ты делаешь?! — взорвался врач.
— Он боится, — прошептал Артём, не отводя взгляда от Дениса. — Не только умереть. Боится, что вы разочаруетесь в нём.
Сердце Михаила сжалось, будто в тисках. Артём осторожно взял мальчика за руку.
— Я тоже болел, — тихо сказал он. — Год не мог ни говорить, ни ходить. Врачи разводили руками. А я видел… кое-что.
— Что именно? — сквозь зубы выдавил Михаил, скрестив руки.
Глаза Артёма вспыхнули странным светом.
— Оно не говорило словами. Оно… чувствовалось. Оно велело мне вернуться. Сказало, что я должен помочь ему.
— Ты издеваешься? — голос Михаила дрогнул. — Ты считаешь, что моему сыну нужны байки, а не лекарства?
Артём не ответил. Он закрыл глаза, прошептал что-то неслышно и коснулся лба Дениса.
Мальчик слабо пошевелился. Его пальцы дрогнули.
— Денис?! — Михаил бросился к сыну.
Медленно, с усилием, ребёнок приоткрыл глаза.
— Пап… — прошелестел он.
Михаил едва не рухнул на колени. Схватил его руку.
— Ты меня слышишь?
Денис кивнул.
— Что ты сделал? — прохрипел врач, глядя на Артёма.
— Я напомнил ему, зачем держаться, — ответил мальчик. — Но верить должен он сам.
— Ты просто ребёнок! — голос Михаила сорвался.
— Я больше, чем кажусь, — тихо сказал Артём. — Спросите медсестру Ольгу. Она знает.
И он ушёл, оставив после себя звенящую тишину.
Когда Михаил спросил медперсонал о мальчике, Ольга побледнела:
— Это невозможно. Артём… он умер два года назад. У него была редкая форма энцефалопатии. Мы даже не ставили ему шансов. Но однажды ночью он… проснулся. Сел и сказал: «Пора». А потом начал выздоравливать. Как будто что-то… или кто-то… вернул его.
Михаил онемел.
А в палате 308 Денис сидел и просил компота.
На следующий день он был живее, чем за последние полгода. Смеялся, шутил с медсёстрами, просил отца читать ему сказки, как в детстве. Анализы не изменились. Ни новых лекарств, ни процедур. Только мальчик, которого… не существовало.
Позже Михаил нашёл Ольгу.
— Расскажи мне про Артёма, — попросил он.
— Зачем? — насторожилась она.
— Он был здесь. Что-то сделал. Я думал, это галлюцинация… но теперь не уверен.
Ольга вздохнула.
— Он попал к нам в три года. Без сознания, без шансов. И вдруг… очнулся. Словно кто-то вдохнул в него жизнь. После этого он изменился. Чувствовал боль других. Просился к самым тяжелым. Просто… держал их за руку. И некоторые… выживали.
— Где он сейчас?
— Его мама увезла в Сибирь. Сказала, что хочет начать всё с чистого листа.
Тем вечером Михаил сидел у кровати сына.
— Ты помнишь того мальчика? — спросил он.
— Помню, — прошептал Денис. — Он мне что-то сказал перед уходом.
— Что?
— Что с тобой всё будет хорошо.
Михаил замер.
— Но болен ты, а не я…
Денис слабо улыбнулся:
— Нет, папа. Это ты был болен.
Он был прав.
Болел не только Денис. Михаил, потеряв веру, забыл, как жить. А мальчик по имени Артём вернул ему не только сына — он вернул его самого.
Через месяц Дениса выписалиА через год, когда Денис уже ходил в школу и смеялся так звонко, что стекла в окнах дрожали, в почтовый ящик Михаила упал конверт без обратного адреса — внутри лежала фотография: Артём стоял на берегу Байкала, а в руках у него был маленький плот из веточек, будто готовый отправиться в дальнее плавание.
