Как он посмел? Мама ушла всего несколько месяцев назад, а он уже притащил в дом эту…
Таня бежала из школы, размахивая пакетом со сменкой. Рюкзак колотил по спине, но она не замечала. Сегодня они с папой идут в театр!
Ворвавшись в прихожую, она сразу поняла — папы нет. Его пальто не висело на вешалке. Настроение рухнуло. Потом Таня вспомнила: до спектакля ещё больше двух часов. «Папа придёт, мы успеем», — успокаивала она себя.
Раздевшись, она села ждать, то и дело поглядывая на часы. Обычно время тянулось медленно, но сегодня стрелки будто спешили, а папа всё не появлялся. Вот-вот опоздают. А если он забыл? Или задержался на работе? Таня ерзала на месте, готовая расплакаться, когда в замке щёлкнул ключ. Она рванула в прихожую.
— Наконец-то! — выдохнула Таня. — Я жду-жду, а ты… Мы же опоздаем! — выпалила она, ещё не оправившись от дурных мыслей.
Отец неторопливо снял пальто, остался в строгом тёмно-сером костюме, провёл ладонью по волосам — и без того идеально уложенным. Таня гордилась им. Подтянутый, всегда чисто выбритый, пахнущий дорогим одеколоном. Одноклассники жаловались на родителей: у кого-то отец пьёт, у кого-то орет по пустякам. А её папа никогда не кричал и ругал только за дело.
Таня была в него вся — такая же угловатая, с прямым носом и серыми глазами. Хотелось бы, конечно, больше походить на маму — улыбчивую, курносую, светловолосую. Но отца она считала идеалом, хоть в слух этого и не говорила. Зато он называл её красавицей, принцессой… Разве некрасивых так зовут?
— Мы разве не идём в театр? — спросила Таня, видя, что папа не торопится.
— Идём. Просто чаю попью, ладно? Успеем.
— Ладно… — Таня потопала на кухню.
Отец вошёл, тяжело опустился на стул. Выглядел усталым.
— Иди переодевайся, — сказал он.
Таня рванула в комнату. Она уже знала, что наденет — зелёное платье, мамино. Скинула форму, натянула его, покрутилась перед зеркалом.
— Ну что, готова? — в дверях стоял отец.
— Ага!
В машине пахло кожей, освежителем и чем-то ещё — знакомым, но без названия. Таня уткнулась в окно. Весь город, казалось, делил её радость.
Театр. Каждый раз, переступая порог, Таня замирала. Блеск люстр, отражения в зеркалах, красная ковровая дорожка на широкой лестнице. Поднимаясь, она чувствовала себя не меньше, чем гостьей у английской королевы.
В холле пары неспешно прогуливались, шёпотом переговариваясь. Ковёр приглушал шаги. Лёгкий шорох, будто шелест листьев, казался Танье волшебным. Она дрожала от предвкушения чуда.
Они с отцом бродили по холлу, разглядывая портреты актёров. Таня видела их уже сто раз, но всё равно ахала при знакомых лицах. Прозвенел первый звонок, и она потянула папу в зал.
— Куда спешишь? Только первый, — удерживал он её.
Но Таня рвалась внутрь — усесться в бархатное кресло, ждать, когда погаснет люстра. Она так запрокидывала голову, что потом болела шея.
— Как тут вкусно пахнет! — вздохнула Таня.
— Пылью и гримом, — поморщился отец.
— А мне нравится!
Зал наполнялся. После третьего звонка люстра медленно погасла. Тяжёлый занавес с золотым шитьём дрогнул, разошёлся… Таня замерла.
В антракте отец ушёл в буфет, а Таня — в туалет. Потом искала его. Ни в буфете, ни в зале. Наконец увидела у дверей на балкон. Он стоял с накрашенной женщиной в вечернем платье. Головы почти соприкасались.
Таня задыхалась от обиды.
— Папа! — крикнула она.
Он резко отстранился, обернулся.
— Я тебя потеряла! Скоро второй акт! — звонко сказала Таня. Хотела спросить про обещанный сок, но и так всё ясно — до буфета он не дошёл.
— Кто это? — спросила она по дороге в зал.
— Коллега. Случайно встретились.
Таня не поверила. «Коллега, да…»
Третий звонок. Люстра гаснет. Таня забыла про женщину, про шёпот.
Дома обсуждали спектакль. Отец критиковал игру, Таня защищала. В одном месте она чуть не расплакалась — так проникновенно играли. Отец снисходительно кивал.
— Как спектакль? — спросила мама.
— Отлично! А ты почему не пошла?
Таня заметила, как мама переглянулась с папой. Она была бледной. Но Таня, заведясь, забыла обо всём.
Позже она вспоминала этот день. Последний, когда они с папой ходили в театр. Оказывается, мама была в больнице. Долго. Потом редко улыбалась. В глазах — боль.
— Пап, мама не умрёт? — спросила Таня как-то.
— Надеюсь, что нет. Не думай об этом.
Но она не могла не думать.
Мама умерла через полтора года. Таня зашла к ней утром — и всё поняла.
Ей было шестнадцать. Она знала, что это происходит, но всё равно — как гром. Отец казался спокойным. Неужели не больно?
Сама Таня долго не могла прийти в себя. Со временем полегчало, но боль возвращалась.
Они жили вдвоём. Пока однажды отец не пришёл с работы не один. С ним была та самая женщина — накрашенная, молодая. Лицо знакомое, но Таня не могла вспомнить, где видела. А папа смотрел на неё, как кот на сметану.
— Это моя дочь Таня. А это… Валерия, — запнулся он.
— Очень приятно, — улыбнулась та.
— А мне нет, — резко сказала Таня и захлопнула дверь.
Слёзы душили. Как он мог? Мама всего несколько месяцев как умерла!
Она слышала их разговоры на кухне, слышала её смех. Потом тишину — целуются, наверное. Таня сжала кулаки. Но Валерия снова смеялась — будто над ней самой.
— Что за спектакль ты устроила? —Но, глядя на отца, постаревшего и беспомощного после ухода Валерии, Таня вдруг поняла, что ненависть — слишком тяжёлый груз, и тихо сказала: “Пап, давай попробуем начать всё сначала”.
