**12 октября**
Как стремительно мчится время… И как незаметно мы превращаемся в обузу для собственных детей.
Анна Семёновна всегда была женщиной крепкой, сдержанной, с тихим голосом и ласковым взглядом. Вырастила троих, поставила на ноги, выдала замуж, отпустила в жизнь. А теперь сидела у окна дачного домика, перебирая потрёпанные фотографии и потускневшие открытки. На коленях — старая шкатулка с самым дорогим: снимками детей, письмами от внуков, газетными вырезками, где мелькала фамилия семьи.
Старший, Михаил, уехал за границу ещё в девяностых — после армии рванул «на заработки». С тех пор — лишь редкие звонки, сухие сообщения с праздниками да фотки в соцсетях. Анна Семёновна не упрекала. Знает: своя жизнь, дела, кредиты. Но сердце щемило. Каждый день.
Средняя, Татьяна, вышла за военного. Вечные переезды, короткие визиты раз в полгода. Муж Анны Семёновны, Иван, всегда уважал зятя: «Дочка при муже, не пропадёт». Когда они приезжали, в глазах Тани горел огонёк — и это было главное.
А вот с младшей, Настей, — боль. После развода та оставила сына бабушке и рванула в Питер: «Мама, ты же сама говорила — молодая ещё, жизнь устраивай!» Анна Семёновна не противилась. Внука растила, кормила, в школу водила. А через три года Настя забрала его обратно.
Помнит, как мальчонка цеплялся за её фартук, тихо всхлипывал. Она стиснула зубы, не разревелась — нельзя.
Прошло ещё три года. Тоска разъедала. В один из вечеров не выдержала:
— Ваня, съезжу к Насте. Хоть на день. Сердце ноет.
Муж кивнул. Сам-то хворал — осень, давление. Утром проводил её на электричку, сунул в руки узелок с пирожками:
— Доедешь — позвони.
Добралась. Тяжело, но добралась. Две сумки с гостинцами, банки солений, носки внуку связала. Позвонила заранее. Настя ответила резко:
— Мам, ну как так?! Я на работе, потом за сыном в школу, ещё дела… Тут не деревня, график жёсткий!
— Прости, дочка… — прошептала Анна Семёновна. — Хотела как лучше…
Встретил внук. Вытянулся, стал как дед. Но взгляд чужой. Словно не узнаёт.
— Здравствуй, бабуля, — бросил вежливо, без объятий.
Квартира — стерильно, современно, но холодно. Настя наскоро сварила суп, положила три котлеты. Анна Семёновна съела одну, потянулась за второй — и рука замерла. Вспомнила, как сама ставила на стол горы еды, чтобы дети объедались. Здесь же — будто в столовой: порционно, без души.
Вечером с внуком листали альбомы. Он кивал, но глаза были пустые. А Настя пропадала: то дела, то подруга, то «аврал на работе».
На третий день Анна Семёновна услышала, как внук спрашивает:
— Мам, а дядя Серёжа когда придёт? Обещал в кино сводить.
— Как бабушка уедет, — бодро ответила Настя.
Тут она всё поняла. До конца.
Собралась молча. Оделась. Встала в прихожей. Настя выскочила из кухни:
— Ты куда?! У тебя же билет на завтра!
— Уеду раньше. Передай внуку, что дед кланяется. Не провожай.
В электричке сидела у окна, смотрела в промозглую тьму. Слёзы капали на потрёпанную сумку.
Как быстро пролетели годы… Сколько отдано — а теперь ты лишний. У них своя жизнь. А мы… Мы — как старые вещи: пока нужны, берегут, а потом выбрасывают.
На перроне её ждал Иван. Обнял грубо, по-мужски:
— Ну где ты шлялась, дура?! Я тут с ума сходил!
Она рассмеялась сквозь слёзы.
— Поехали домой, Ваня. Только там нас ещё ждут…
**Вывод:** Дети — это стрелы, выпущенные в будущее. Не жди, что они вернутся. Цени тех, кто остался рядом.
