Записи из дневника:
**«Теща едва не развалила нашу семью из-за навязчивой идеи о внуках»**
Мы с Таней расписались без лишней помпы — скромно, душевно, как оба хотели. После устроили себе недолгий, но уютный медовый месяц, а потом вернулись к привычной жизни, полной любви и планов. Полгода наслаждались счастьем вдвоём, пока в нашу тихую гавань не ворвалась Нина Степановна — мать Тани.
Сперва её визиты были редкими, почти ненавязчивыми. Забегала ненадолго, приносила пирожки, оглядывала квартиру — будто проверяла, всё ли в порядке. Постепенно её присутствие стало настойчивым. Задерживалась подольше, возникала без предупреждения, будто тень. Оправдывалась просто: «Вы оба на работе — я помогу. Пол помою, щи сварю — вам же легче». Вроде забота, но интуиция шептала: это лишь предлог.
Таня отмахивалась: «Мама скоро остынет, это ненадолго». Я верил, но становилось только хуже. Теща вела себя как хозяйка: переставляла вещи, критиковала наш уклад, а потом и вовсе явилась с запасным ключом — якобы Таня дала его ей ещё до свадьбы «на всякий пожарный».
Единственным спасением были выходные. Хотя бы суббота и воскресенье — без её надзора. Но и это длилось недолго. Нина Степановна стала являться с первыми петухами, будто нарочно. Порой я задерживался на работе, лишь бы не идти домой, где каждый день — словно допрос. По выходным сбегал к друзьям или родителям. Таня отказывалась ехать, ссылаясь на дела. Я понимал — дело в матери.
Между нами выросла незримая стена. Я чувствовал себя лишним в собственной квартире, словно жить втроём — норма. Когда я завёл разговор с Таней, она вроде соглашалась: «Да, надо что-то решать…» Но ничего не менялось. Мать по-прежнему хозяйничала, а жена металась между двумя берегами — нашим и её.
В какой-то момент я задумался о разводе. Мы ещё молоды — можно начать с чистого листа, без этого удушья. Но страшно было признаться даже себе. Всё ещё теплилась надежда — авось образуется?
Последней каплей стало воскресное утро. Ещё темно, а в дверь — стук. Открываю: Нина Степановна. Без «доброго утра», без предисловий — сразу в бой: «Какая же это семья? Год вместе, а детей нет! Я тут за вас горбачусь — убираю, готовлю, чтобы не шлялись, а ты, зять, вечно по друзьям шатаешься, а дочь одна сидит. Может, ребёнка заведёте наконец?!»
Я стиснул зубы. Потом не сдержался:
— А когда, по-вашему, нам ребёнка заводить, если вы тут день и ночь? При вас, что ли, этим заниматься? Спасибо, хватит. Дальше — без вас.
— Без меня вы пропадёте! — орала она. — У всех подруг уже правнуки, а я как проклятая!
Таня попыталась вступиться, но мать резко оборвала: «Тебе рано мне перечить!»
Эти слова добили меня. Я встал, распахнул дверь и тихо сказал: «Уходите. Хамства в своём доме не потерплю». Теща хлопнула дверью, но ещё долго орала в подъезде.
Позже она дозвонилась до моей матери — жаловаться, обвинять, манипулировать. Но та, к её изумлению, взяла мою сторону: «Не всем бабушками по графику становиться».
Прошла неделя. Нина Степановна не звонит, не приходит. Таня призналась: столько лет не чувствовала себя так спокойно. А я понял — был прав. И извиняться не намерен.
