Три года назад свекровь вышвырнула нас с ребёнком на улицу. А теперь удивляется, почему я с ней не общаюсь.
Мне тридцать, живу в Москве, поднимаю сына и пытаюсь выстроить нормальную жизнь. Но внутри — старая рана, которая не заживает. Потому что три года назад женщина, которую я считала семьёй, без колебаний выставила меня и моего ребёнка за дверь. А теперь она не понимает моего молчания. Более того — ещё и обижается.
Мы с Дмитрием встретились на первом курсе института. Полюбили друг друга сразу — без глупостей, без игр, всё стало серьёзным с первых дней. Потом я неожиданно забеременела. Даже пила таблетки, но тест показал две полоски. Были слёзы, страх, но мысль об аборте даже не приходила в голову. Дима не испугался — он сделал предложение, и мы расписались.
Жить было негде. Мои родители — под Рязанью, я с семнадцати жила в общаге. А вот Дима с шестнадцати остался один: его мать, Светлана Петровна, после развода уехала к новому мужу в Ярославль, а свою двушку в Люберцах оставила сыну. После свадьбы она «великодушно» разрешила нам там пожить.
Сначала всё было тихо. Учились, подрабатывали, ждали ребёнка. Я следила за порядком, готовила, откладывала каждую копейку. Но всё изменилось, когда Светлана Петровна начала наведываться. Не просто заходить — устраивать досмотр. Открывала шкафы, проверяла плинтусы, снимала кольца, чтобы провести пальцем по полкам. Я, беременная, носилась с тряпкой, лишь бы угодить. Но сколько ни старалась — всё было не так.
«Почему занавески висят криво?», «Пыль на телевизоре!», «Ты не невестка, а наказание!» — её любимые фразы.
Когда родился наш сын Егор, стало хуже. Я едва успевала спать и кормить ребёнка, а свекровь требовала стерильной чистоты. Трижды в неделю я драила квартиру, но ей всё было мало. И однажды она заявила:
— Через неделю приеду. Если найду хоть пятно — выметаетесь вон!
Я умоляла Дмитрия поговорить. Он попробовал. Но Светлана Петровна была непреклонна. И когда она приехала и обнаружила на балконе свои старые коробки, которых я не трогала, потому что они не мои, — начался ад.
— Собирай вещи и вали к родителям! А Дима пусть выбирает: с тобой или здесь!
И Дима не предал. Мы уехали в Рязань, к моим. Он вставал в пять утра, ехал на пары, потом на подработку, возвращался ночью. Я пыталась зарабатывать удалённо — денег почти не было. Считали каждую копейку, ели гречку с тушёнкой. Только помощь моей семьи и любовь спасали нас.
Потом стало легче. Закончили учёбу, нашли работу, сняли квартиру в Москве. Егор подрос, мы стали крепче. Но обида осталась.
Светлана Петровна всё это время живёт одна. Квартира, из которой нас выгнали, пустует. Она звонит Диме, спрашивает о внуке, просит фотки. Он общается. Не держит зла. А я — не могу. Для меня это предательство. Она сломала нас в самый трудный момент. Выбросила, когда мы были беззащитны.
— Это моя квартира! Я имела право! — твердит она.
Может, право и было. Но где была совесть? Где сердце, когда мы стояли на вокзале с ребёнком и чемоданами?
Я не злопамятна. Но прощать — не обязана. И в её жизнь возвращаться не собираюсь.
