**Дневник. 12 марта.**
Сегодня было невыносимо. Всё началось с утра — я стоял на своей безупречной кухне с видом на Москву, пил кофе из фарфоровой чашки, купленной в бутике за немыслимые деньги. На мне был безукоризненный костюм, волосы уложены, настроение ровное. А потом… звонок.
— Кто там?
— Я, сынок… мама.
Голос за дверью дрожал. Я замер. Открыв, увидел её — в потрёпанном пальто, платке поверх старой шапки. В руках — авоська с домашними закатками, банкой мёда, свёртками. Из-под подола выглядывали стоптанные валенки. Губы дрожали — не от холода, а от волнения.
— Мама? Ты хоть бы позвонила… — прошипел я, озираясь, не увидел бы кто из соседей.
— Сынок, телефон твой не берут. А у нас беда… без тебя никак…
Я втянул её внутрь, захлопнул дверь. Глаза бегали — куда спрятать?
Ну вот, опять. Я давно в Москве. Престижный университет, карьера в крупной компании, связи. О родителях из деревни под Смоленском старался не вспоминать. Звонил раз в полгода — на Пасху, под бой курантов. Прошлое — как чемодан без ручки, и тащить его за собой не собирался.
— Что случилось? — буркнул я, пока она ковыряла варежки замёрзшими пальцами.
— Ванюша, племянник твой, совсем захирел. Руслан с Ольгой еле справляются — второй ребёнок, зарплаты не хватает… Они ж тебе помогали, когда ты в университете был… Хоть немного поддержь…
Я уже открыл рот, но тут — снова звонок.
— Сиди тихо! — проскрежетал я. — Ни звука!
Запер её в спальне, а сам — к двери. На пороге — коллега Дмитрий.
— Никит, консьержка сказала, у тебя мать приехала? — прищурился он. — Ты ж рассказывал, что родители погибли в Альпах, в аварии?
— Да нет же! Какая-то старушка заблудилась, я уже разобрался, — отмахнулся я и добавил: — Кстати, заскочи в магазин — скоро Лера придёт, дочь директора. Надо устроить ужин, у нас с ней… перспективы.
Подмигнул и выпроводил его. Вернулся — мать сидела на краю кровати, стеклянными глазами смотрела в стену. Всё слышала.
— Сынок… ты правда людям говоришь, что мы… умерли? — голос её дрожал. — Какой же стыд…
Я сморщился.
— Мам, хватит. Сколько им надо?
— Сорок…
— Тысяч долларов?
— Да что ты! Обычных тысяч…
— Из-за такой ерунды мне вечер ломаешь? Держи пятьдесят. И больше не приезжай вот так. У меня теперь другая жизнь.
Вызвал такси, снял ей комнату в гостинице у Казанского вокзала, купил билет. Проводил, даже не глянув.
Позже, когда Лера зашла в спальню, её нос сморщился.
— Что за вонь? Никита, что это?
— Уборщица, опять мусор таскает. В этом месяце вычту из зарплаты, — буркнул я, отворачиваясь.
А она… она сейчас где-то в плацкарте, глотает слёзы, глядя на мелькающие за окном огни. Думает, где они с отцом просчитались. Где отпустили мой руку, что теперь мне стыдна их речь, их заботливые руки, их простая жизнь.
И почему их любовь обернулась для них такой болью…
