Давно это было, но сердце до сих пор сжимается, когда вспоминаю. История о том, как родная кровь предала, а спасение пришло, когда казалось — всё кончено.
Виктор Семёнович стоял на балконе старой питерской хрущёвки, дрожащими пальцами прикуривая папиросу. В груди колотилось, будто птица в клетке. Кто бы мог подумать, что в семьдесят два года он окажется ненужным грузом? А ведь когда-то был дом, семья, любимая супруга…
— Папа, ну сколько можно? — ворвалась в комнату Алевтина, его единственная дочь. — Мы же просто просим твою комнату! Ванька с Петькой уже взрослые, а спят, как бродяги, на раскладушке!
— Лёлечка… — тихо начал он. — А мне где жить? Места не хватает — съезжайте к тёще. Я не мебель, чтобы меня выносили…
— Всё понятно, — хлопнула дверью дочь, оставив за собой шлейф дешёвых духов и горечь.
Виктор Семёнович опустился в кресло, провёл рукой по шерсти старого пса Тузика и вдруг почувствовал, как глаза наполняются влагой. Он не плакал с тех пор, как не стало Галины… Вместе они прожили сорок лет, душа в душу, и никогда бы не поверил, что их Алевтина — их же кровь — способна на такое.
Всё лучшее отдавали ей, растили в тепле. А выросла — холодная, как зимняя Нева.
— Дед, ты нас разлюбил? — вбежал внук Ваня. — Мама сказала, ты жадина! Не хочешь нам комнату отдать!
— Ванюша, кто тебе такое… — голос старика прервался.
Он понял: дочь натравила детей на него. Глубоко вздохнув, прошептал:
— Ладно. Берите комнату…
Алевтина буквально влетела, сияя.
— Пап, правда? Спасибо! Я всё устроила — тебя ждёт прекрасный дом престарелых, с заботой! Тузика тоже пристроим, честно!
Прошло два дня. И вот он, Виктор Семёнович, оказался в убогом приюте на краю Ленинградской области. Затхлый запах, облезлая краска, пустые взгляды стариков. Никакого «комфорта», о котором говорила дочь. Просто свалка для тех, кого выкинули из памяти.
— Новенький? — хрипло спросила соседка по палате. — Меня Таисия зовут. Тебя тоже родня сплавила?
— Дочь, — кивнул он. — Комнату понадобилась.
— А мне племянник квартиру отжал. Хоть не под забором, уже спасибо…
Они разговорились, вспоминали молодость, смеялись сквозь слёзы. Со временем Таисия стала ему родной. Гуляли по унылому дворику, грели кости на редком солнце, держась за руки, будто снова были молоды.
А дочь не звонила. Даже не спросила — жив ли Тузик?
Однажды он столкнулся со старым соседом, Фёдором.
— Виктор Семёнович?! Вы же в деревню уехали, как Алевтина говорила! И пса с собой взяли?
— Какого пса? — голос задрожал. — Что с Тузиком?
— Да её мужик на улицу вышвырнул. Я подобрал, отдал добрым людям. Пёс — ангел. А она… квартиру, слышал, сдаёт. Сама у свекрови ютится. Да как она посмела…
Виктор закрыл лицо руками и прошептал:
— Сынок… отвези меня домой…
— Не сомневайтесь. Я юрист. Разберёмся. Выписывались?
— Нет. Но у неё связи…
— Тогда поехали.
Перед отъездом заглянул к Таисии:
— Тасенька, не реви. Я вернусь. И тебя заберу.
— Куда я, старуха, тебе…
— Молчи. Ты мне нужна.
Когда они подъехали к квартире, дверь была с новым замком. Фёдор взялся за дело. Оказалось, Алевтина сдала жильё, надеясь, что отец сгинет навсегда. Но бумаги, которые она оформила, оказались фальшивыми. Суд вернул ему права.
— Спасибо, сынок… Но страшно. Что она ещё выкинет?
— Продадите квартиру — выделите ей долю. Остальное — на дом в деревне. Тишина, покой. И никто не тронет.
Через пару месяцев Виктор Семёнович и Тузик переехали в маленький дом с огородом. А вскоре рядом поселилась Таисия. Они сажали картошку, держали курочек и каждый вечер встречали закат, сцепив натруженные ладони.
Да, жизнь порой ломает. Но добро, как весенний ручей, всегда пробьёт себе дорогу. Даже сквозь лёд.
