“Ты мне уже вся мозоль вытерла!” — едва не сорвалось у меня на язык, когда сестра мужа снова появилась на пороге с потертым чемоданом. Но я сжала зубы. А она — будто ничего не замечает — уже расставляет свои баночки по полкам…
Меня зовут Татьяна, тридцать девять весен за плечами. С Виктором мы женаты двенадцать лет. Вроде бы все ладно — сын подрастает, квартира в новом районе Москвы. Но есть в нашем медовом пироге осиное гнездо — его сестра Галина.
Галина старше Виктора на целых восемь лет. Никогда под венец не ходила, детей не завела. Живет через двор в старом пятиэтажном доме, но давно уже прописалась у нас. Буквально. Она материализуется в прихожей, как домовой — без стука, без предупреждения. Порой мне кажется, у нее не ключ от нашей двери, а корни из сумки прямо в наш паркет пустила.
Сперва я пыталась соблюдать приличия — угощала чаем с бабушкиным вареньем, кивала ее болтовне. Ну родственница же, кровь от крови. Думала — заглянет на часок, да и уберется. Но нет. Она приходила вечером. Утром. В выходные. В наш отпуск в Сочи втиснулась. Даже когда я с температурой под сорок лежала — Галина сидела у моей кровати и читала вслух анекдоты из “Крокодила”.
Галина — это вечный двигатель критики. Все ей не так: то борщ пересолен, то сын в школе не отличник, то я “шлюхой” выгляжу в этом платье. И главное — не просит, а требует. А я молчу. Потому что терпеть научилась. Потому что Виктор шепчет: “Танюш, ну она же одна у меня, кроме нас — ни кола ни двора…”
Терпела. Но чаша переполнилась.
Работает Галина главбухом в конторе по продаже сантехники. Уходит раньше меня — и маршрут у нее один: к нам. Возвращаюсь с работы — а она уже развалилась на нашем диване, “Поле чудес” орет во всю глотку, кот забился в балконную дверь. Сын в “танчиках” уткнулся. А она — будто тут прописана. “Ужин на столе!” А чаще — “Когда ты уже ванну освободишь?”. Сидит, жует наши котлеты, потом три часа травит байки про налоговые проверки, которые никому не интересны. А под утро исчезает. Или остается — потому что “трубы в ее доме лопнули” или “грабители под окнами шляются”.
Когда мы с Виктором собрались в Казань — Галина тут же купила билет. Какая там романтика на годовщину! Она спала в нашем номере, храпела на соседней кровати. И все за Викторову карточку. Хотя зарплату она получает приличную, копит, как сама говорит, “на гроб и поминки”. Видимо, решила, что я и есть ее крестный ход…
А свекровь моя — та вообще считает, что я чудовище. Мол, Галина же кровная, ей одиноко. Я понимаю — нет у нее ни мужа, ни детей. Но почему я должна задыхаться в собственном доме?
Как-то ночью я прорвало:
— Хватит! Она везде, как банный лист! Никакого личного пространства!
Виктор только плечами повел:
— Ну что я поделаю? Сестра ведь…
Апофеоз настал в прошлый четверг. Мы с Виктором впервые за год выбрались в Большой театр — только вдвоем! Договорилась с соседкой за сыном приглядеть. Только в фойе зашли — телефон. Галина.
— Где это вы шляется?! Почему меня не взяли?! Я вам что, чужая?! — орачивала она так, что у меня в ушах зазвенело.
А через день — снова на пороге. С пакетами. С тапочками. С дисками “Место встречи изменить нельзя”. Объясняет: “У меня выходные, решила с роднёй побыть”.
Я стояла у плиты, сжимая половник так, что пальцы побелели. Готова была завопить. Но снова проглотила ком в горле. А где-то внутри — щелкнуло.
Не знаю, как объяснить Виктору, что больше не могу. Что хочу дом без вечной третей стороны. Без непрошеных советов. Без драм. Без Галины.
И боюсь, что если ничего не изменится — мне придется собрать чемодан. Чтобы снова дышать. Потому что даже самая крепкая любовь задыхается, когда между тобой и мужем — вечно чужая жизнь. Слишком шумная. Слишком навязчивая. Слишком… не своя.