Изредка мне мерещится, будто моя жизнь — это длинная лента без радостного финала. Мне 62 года. Я сижу, глядя в окно своей скромной квартиры на окраине Москвы, следя за машинами, и размышляю, как же быстротечно прошло время. Всё кануло в небытие. Осталась одна я — с тревогой в душе и боязнью неопределённого завтра.
Четырнадцать лет назад моя жизнь разделилась на «до» и «после». Сперва ушёл отец — он боролся с раком, и каждый его вздох был как удар молота по сердцу. Спустя несколько месяцев ушла моя младшая сестра — та же болезнь, такая же безысходность. А потом произошло то, чего я никак не ожидала: у мамы внезапно началась деменция. Она перестала различать лица, путала день и ночь, терялась в собственном доме. Из взрослого человека она превратилась в беспомощного ребёнка. Мой муж… не выдержал. Он ушёл. Сказал, что устал жить с тенью женщины, которую он когда-то любил. Перешёл к молодой, беззаботной. Я осталась одна — с больной матерью и дочерью от первого брака, которая питала ко мне ненависть.
Она так и не простила мне второй брак. Когда я снова вышла замуж, ей было всего одиннадцать, и, как выяснилось, она копила обиду во все эти годы. Мы отдалились. Мне неоткуда было ждать поддержки. Друзья отстранились, знакомые перестали звонить. Я выживала. Сходила с ума от боли и усталости, но не позволялось сломаться. Только постоянные визиты к психологу удерживали меня на плаву. Мама была как младенец — с ложечки кормила, подгузники меняла, купала, колыбельные пела ей ночами. Мы прошли через многое: инсульты, переломы, сложные операции. Шесть лет я жила на грани.
А потом её не стало.
Казалось бы, можно вдохнуть. Но нет. Всё, что осталось — пустота. А с дочерью — лишь боль. Постоянные упрёки, претензии, обвинения: что я мало помогаю деньгами, что она не может позволить себе отдых, потому что не нашла хорошую работу, и во всём, разумеется, виновата я. Виновата, что отчим ушёл. Виновата, что не поддержала в трудную минуту. Виновата, что родила не вовремя и не от того человека.
Я оформила на неё квартиру, оставшуюся от родителей. Сколько слёз, нервов, бессонных ночей мне это стоило — знает лишь мой психолог. Потом у меня обнаружили рак. Ужасный диагноз. Химия. Операция. И скандалы. Дочь перебралась ко мне временно — не из жалости, а потому что не было ясно, выживу ли я. Молчаливая, злая, равнодушная. Она была рядом физически, но душой — нет.
С тех пор прошло шесть лет. Моё здоровье, слава Богу, стабилизировалось. Я снова работаю, радуюсь мелочам, понемногу возвращаю себя. Дочь вышла замуж, у неё родился чудесный малыш. Они живут отдельно. Мы общаемся, но я всегда чувствую, какой хрупкой стала наша связь. Стоит сделать неверный шаг — и мост рухнет.
Я живу. Но как-то не до конца. Внутри — одиночество. Вечером я возвращаюсь домой, и тишина словно режет слух. Во время карантина это чувство стало невыносимым. Подруги — кто уехал, кто растворился в семье. Никто не звонит. Некому рассказать о сновидениях. Некому пожаловаться на ноющую ногу. Никто не спросит: «А ты поела сегодня, Катя?»
Я вспоминаю, как когда-то была нужна. Как готовила ужины, гладила школьную форму, вязала носки, бегала по больницам, собирала документы, ночами сидела у кровати больной мамы. А теперь — лишь тишина. Никто не ждёт. Нигде не ждут. И это пугает. Пугает так, что иногда я просыпаюсь в холодном поту с мыслями о том, что однажды упаду в ванной, и никто не узнает. Что однажды просто исчезну, и мир не заметит.
Я боюсь завтрашнего дня. Боюсь стать той самой старушкой с потухшим взглядом, которая сидит у подъезда в надежде просто услышать чей-то голос. Я не хочу жалости. Я не ищу сочувствия. Я просто хочу быть для кого-то важной. Пусть хоть немного.
Спасибо, если вы дочитали. Это значит, что я сегодня была услышана. А значит, я ещё совсем не одна.
