Изредка думаю о жизни как о бесконечной картине без победного завершения. Мне 62, и я у окна своей скромной однушки на окраине Москвы наблюдаю за потоком машин, осознавая, как стремительно всё пронеслось. Всё позади. Осталась лишь я, с внутренним беспокойством и страхом перед грядущим.
Четырнадцать лет назад моя жизнь разделилась на “до” и “после”. Сначала не стало отца — он долго боролся с онкологией, и каждый его вдох был, словно удар молота по сердцу. Спустя несколько месяцев забрали сестру — та же болезнь, та же невыносимая мука. Потом произошло то, что я вовсе не ожидала: у мамы внезапно началась деменция. Она перестала узнавать родных, путала день с ночью, блуждала в собственной квартире. Из взрослой и сильной она превратилась в малого ребёнка. Муж… не вынес. Он ушёл, сказал, что устал жить с образом женщины, которую когда-то любил. Оставил меня одну — с больной матерью и дочкой от первого брака, которая питала ко мне злобу.
Она не простила моего второго брака. Когда я снова вышла замуж, ей было одиннадцать, и выяснилось, что она все эти годы носила в себе обиду. Мы стали чужими. Поддержки ждать было неоткуда. Друзья отдалились, знакомые перестали звонить. Я выживала. Сходила с ума от боли и истощения, но не разрешала себе сломаться. Только регулярные сессии с психологом помогали держаться на плаву. Мать была как младенец — кормила её с ложечки, меняла подгузники, купала, пела ей колыбельные, когда она плакала по ночам. Мы прошли через всё: инсульты, перелом шейки бедра, сложную операцию. Шесть лет я жила на краю.
А потом её не стало.
Должно было стать легче. Но вместо облегчения пришла пустота. А с дочерью — лишь боль. Бесконечные упрёки, обвинения: что я даю мало денег, что она не может отдохнуть, потому что не нашла “нормальную работу”, и во всём, конечно же, моя вина. Вина в том, что отчим ушёл. Вина в том, что не поддержала в трудную минуту. Вина, что родила не вовремя и не от того человека.
Я переоформила на неё нашу квартиру. Сколько слёз, нервов, бессонных ночей это стоило — знает лишь мой психолог. Потом обнаружили и у меня онкологию. Ужасный диагноз. Химиотерапия. Операция. И скандалы. Дочь на время переехала ко мне — не из сострадания, а потому что было неизвестно, смогу ли выжить. Молчаливая, злая, равнодушная. Она была рядом телом, но не душой.
Прошло шесть лет. Моё здоровье, слава Богу, стабилизировалось. Я снова работаю, учусь радоваться мелочам, понемногу возвращаюсь к себе. Дочь вышла замуж, родила чудесного малыша. Живут отдельно. Мы общаемся, но я постоянно чувствую, насколько хрупкая эта связь. Стоит лишь сделать неверный шаг — и мост рухнет.
Я живу. Но как будто не совсем. Потому что внутри — одиночество. По вечерам я прихожу домой, и тишина оглушает. В период пандемии это чувство стало невыносимым. Подруги — кто уехал, кто растворился в семье. Никто не звонит. Некому рассказать, что мне снилось. Некому пожаловаться на боль в ноге. Никто не спросит: “Ты поела сегодня, Лена?”
Я вспоминаю времена, когда была нужной. Как готовила ужины, гладила школьную форму, вязала носки, бегала по поликлиникам, оформляла документы, ночами сидела у кровати больной матери. А сейчас — тишина. Никто не ждёт. Нигде не ждут. И это пугает. Пугает так, что иногда я просыпаюсь, вся в холодном поту, с мыслями, что однажды упаду в ванной, и никто не узнает. Что однажды просто исчезну, и мир не заметит.
Я боюсь будущего. Боюсь стать той самой старушкой с потухшим взглядом, сидящей у подъезда, чтобы лишь услышать чей-то голос. Я не хочу жалости. Я не ищу сочувствия. Я просто хочу быть кому-то важной. Пусть немного.
Спасибо, если дочитали. Это значит, что я сегодня была услышана. А значит, ещё не совсем одна.
