10октябрь, 2025г.
Сегодня снова ходила я по Тверской, заглядывая в витрины, пока глаза лишь «пережевывали» ароматные булочки, аромат кофе и прочие заманчивые угощения. Внутри меня мелькали мысли о том, сколько же рублей может хватить из того крошечного кошелька, где осталось лишь пара копеек. Понимала, что придётся экономить.
Три подработки исчезли, осталась лишь одна; от всех накоплений после маминой похоронки почти ничего не осталось. Остаюсь одной. Никогда не вышла замуж, в начале училась стать бухгалтером. О цифрах я всегда отвращалась, но отец настоял: «Без денег ни шагу».
Мне нравится ухаживать за людьми, давать им поддержку, робко говорила я тогда отцу.
Врачом? Профессия уважаемая, ухмыльнулся он.
Нет, я хочу быть сестрой милосердия, ответила я, надеясь, что он поймёт.
Медсестрой? нахмурился он.
Почти, пробовала я объяснить, только ещё и помогать другим.
Он отозвался: «Сиделкой? Санитаркой? Ты с ума сошла! Профессия должна быть престижной! Не будь ты такой, как букашки, которых ты собирала в коробки» Его крики о Наполеоне и о том, что человек должен стремиться к вершинам, звучали в комнате, пока я пыталась сосредоточиться на учёбе. Ночи были наполнены сном о цифрах, но я просыпалась в холодном поте, ощущая, что эти мечты не мои.
Бабушка заболела, и я, маленькая, стремилась быть рядом. Тётя отстранялась, шептала, что пахнет плохо, но меня не трогало: её руки всегда пахли свежим хлебом, полями и мёдом. Я читала ей сказки, протирала лоб, просила взрослых разрешить помочь. Когда бабушка умерла, все рыдали, тётя плакала, мол, «Унесут её скорее». Я тихо вошла в её комнату, прижалась к руке, и слёзы потекли без остановки.
Отец вбежал, крикнул: «Уходи!». Я ответила, что плачу, потому что без бабушки будет тяжело, но она уже в светлом месте, где всё красиво. Я хотела ему сказать, что я видела, как её рука, закрыв глаза, превратилась в образ молодой женщины, идущей среди золотого света по дороге, усыпанной сказочными цветами, с белым домом на холме. Но замолчала, боясь разочаровать отца.
Учёбу в бухгалтерии бросила: всё казалось чужой жизнью, а отец ушёл к другой женщине. Мама плакала, заболевая от горя. Я умоляла отца вернуться хотя бы до её выздоровления. Он лишь тихо шептал, что жизнь одна, надо брать от неё всё, и ушёл. Оставшиеся мы с мамой были одни.
Тогда меня, как её прозвали «малахольная», охватил порыв. Я не жаловалась, шла на любую работу, прошла курс медсестры, ставила маме уколы, ухаживала, подбадривала. Болезни нервного характера пришли одна за другой, и мама уже не могла ходить.
Тётя Галя, встретив меня на улице, начала: «Что, племяшка, печально? Ты могла бы выйти замуж, а теперь только за мамой гоняешься» Я прервала её: «Не стоит так говорить, тётя. Мама любит отца, он для неё как вода. Мы не можем без него. Папа выбрал свой путь, я не позволю о нём говорить плохо». Тётя смутилась и ушла, бормоча: «Точно, дура».
Мама умерла в моих руках. Снаружи слышался чейто смех, пахло сиренью, на тумбочке лежал её платочек. Дни превратились в серую вязкую массу.
Я часто смотрела в небо, где то всплывали крылья ангелов, то узоры цветов, как будто мама их вышивала. Тишина в доме стала невыносимой; я, словно бабочка в коконе, не замечала новостей, лишь мечтала попасть в местную больницу. Одна из трёх подработок исчезла, и силы покидали меня, но я всё ещё пыталась идти вперёд.
У подъезда меня встретила соседка Елена Петровна, сплетница с новостями: «Все будет хорошо, не слушайте негатив, заведите курочек на даче, поезжайте к морю, слушайте шепот волн». Я прошла мимо, но меня остановила девушка в белой куртке, аромат которой был похож на волшебные духи. Я извинилась за нескромность, а она, услышав за спиной крик, начала рассказывать, что её отец тяжело болен, и она просит помощи.
Я пошла в магазин, где увидела молодую мать с коляской и плачущим мальчиком. Мама сказала, что денег нет, только макароны. Внезапно та заплакала: «Кошелёк выпал, не знаю, где он!» На неё обрушилась резкая речь от женщины в дорогом пальто. Я, не желая смотреть, как ребёнок остаётся без еды, отдала последние рубли, попросив купить ему мороженое. Слышала, как под боком голос благодарит: «Господь всё управит».
Вернувшись домой, я увидела в почтовом ящике посылку от Матрины Никифоровой, моей бабушки из деревни Устюжна. Внутри были вышитое полотенце, сушёные ягоды, грибы, чай, конфеты в золотой обёртке и старой советской открыткой с иконой Божией Матери. На ней бабушка писала: «Дорогая Аграфена, я обещала тебе послать эту посылку. Икона будет охранять тебя. Верь, что судьба принесёт тебе достойного мужчину, а ты не будешь одинока». Я держала икону в руках, плакала, шептала прощальные слова: «Простите меня, я не смогла ничего добиться, но я вас люблю».
В дверь постучали. Открыла на пороге стояла Вика в своей белой куртке. Отец её, Виктор, тяжело болел, а она просила меня помочь с уколом. Я объяснила, что не врач, но всё равно пошла с ней. В их квартире, где пахло свежим хлебом, Виктор лежал, выглядя старше своих лет. Я подошла к нему, рассказала, что никому не дано быть вечным, что даже в болезни есть свет, и всё управит Господь.
Позже мы с Викой и её отцом вкусили ароматный грибной суп из сушёных грибов, которые я привёз, и малиновый чай. После ужина Виктор и я решили пожениться. Его средства позволили нам жить спокойно, но я всё равно продолжила работать медсестрой, чувствуя, что моё призвание помогать больным. Каждый раз, глядя в глаза страдающих, я шепчут: «Господь всё управит, надо только верить».
