Мне двадцать девять, и я уже пять лет как замужем. У нас с Сергеем двое малышей — младшая, Анечка, только-только три стукнуло, в садик не ходит: только отведёшь — тут же сопли, кашель, и вот мы уже неделями сидим на больничном. Решили с мужем: пусть окрепнет, а пока я дома. А дом, как водится, сам себя не приберёт, борщ сам не сварится, и дети без присмотра в углу не вырастут.
Каждый день — как цирк на выезде: то пельмени пригорели, то Сашка уроки делать отказывается, то Аня упорно рисует фломастерами на обоях. К вечеру ноги ноют, будто я не домохозяйка, а грузчик на овощной базе.
Но моей маме — Людмиле Степановне — до этого дела нет.
Ей хоть кол на голове чеши — ей всё равно, что у меня своя жизнь. Звонит ежедневно, будто будильник сломался, и начинает:
— Опять целый день на диване валялась?
— В «Одноклассниках» сидишь?
— Когда ко мне приедешь?
— Почему у меня раковина не вымыта?
— А продукты когда завезёшь?
Живёт она в Чертаново — от нашего Кузьминок ехать час, если без пробок. А у меня двое детей на руках — оставить не с кем. Пока дотащусь, пока выслушаю, что я «безрукая лентяйка», пока за неё всё сделаю — уже темно, и дома бардак по колено. А кто уберёт у меня? Кто детей накормит?
Пробовала объяснить, что не железная. В ответ — трагедия масштаба «Анны Карениной». Слёзы, упрёки:
— Да ты эгоистка!
— Мне плохо, а ты про меня забыла!
— У всех дочери как дочери, а ты…
А где, спрашивается, её помощь? С тех пор как дети родились — ни разу не приехала просто так, поиграть. Ни разу не сказала:
— Катюш, отдохни, я с ними посижу.
Когда из роддома приехала, она явилась — не с пирогами, а как важная гостья. Я еле на ногах стою, а она сидит, ждёт, когда я чай налью. «Неудобно», видите ли, в чужом холодильнике ковыряться. Я, со швами, ползала по кухне, лишь бы потом не слушать про «неряху-дочь».
А потом пошли претензии:
— Борщ невкусный.
— Салат переперчила.
— Где хрустальные бокалы?
С тех пор — ноль изменений. Не приезжает, не звонит просто так. Только чтобы отругать. А я — не вечный двигатель.
Три недели назад я взорвалась. Высказала всё. С тех пор — тишина. И знаете что? Я счастлива.
Впервые за годы дышу свободно. Не трясусь от звонков. Не оправдываюсь за то, что живу своей жизнью.
Эх, знала бы раньше, что так легко — поссорилась бы ещё в прошлом году. Я не обязана прыгать перед тем, кто меня не ценит. Это не любовь — это тирания.
Теперь я точно знаю: я хорошая мать, жена и человек. А если она этого не видит — её проблемы.
Пусть живёт как хочет. Меня ждут дома. И это — главное.