Холодильник — не столовая! Как дочка и её «друзья» довели меня до белого каления
У меня растёт дочь Маринка. Огонь, а не девочка — добрая, общительная, душа нараспашку. Настолько, что дружит буквально со всем районом: и с одноклассниками, и с дворовой шпаной, и даже с какими-то подозрительными личностями, которых я впервые вижу в своей жизни. И вот вся эта весёлая компания внезапно облюбовала нашу квартиру.
«На улице мороз, а гулять-то хочется!» — рассуждают они. А Маринка, как истинная хозяйка, всех зазывает внутрь, включает музыку, раздаёт пряники, заваривает чай и устраивает шумные посиделки. Сначала я не обращала внимания — ну подумаешь, дети пришли, посидели, разошлись. Даже радовалась — какой широкий круг общения у дочери! Но потом всё пошло наперекосяк.
Вчера пришла с работы выжатая как лимон, мечтая только о тарелке борща и диване. Но кухня меня «обрадовала»: два незнакомых сорванца, лет по десять, доедали мой плов. Прямо из кастрюли! Той самой, что я приготовила на два дня вперёд, чтобы не стоять у плиты после работы.
Я обомлела в дверях. Пацаны спокойно доели, закинули тарелки в раковину и удалились, весело бросив: «До свидания, тётя!» А я стояла, как истукан, глядя на пустую кастрюлю. Обед, ужин — всё испарилось. Для мужа, для ребёнка — ни крошки.
Зашла к Маринке в комнату. Объяснила тихо, но твёрдо: чай, печеньки — пожалуйста. Но суп, котлеты, плов — это еда для семьи, на которую я трачу кучу времени и деньги, заработанные в поте лица. Я готовлю не для того, чтобы посторонние дети уплетали наши запасы, пока мы на работе.
Дочь молча хлопнула дверью и заперлась. Через минуту из-за двери донёсся голос, полный обиды:
— Ты просто жадина! У мамы должно сердце болеть за всех, а ты даже накормить не даёшь!
Обиделась. Надулась. Даже на ужин не вышла. Хотя я, скрипя зубами, снова почистила картошку и поджарила котлет — чтобы хоть кто-то поел как человек.
Утром сказала напрямую: «Еды — на два дня. Я поздно прихожу, ночью готовить не буду. Раз взрослеешь — учись понимать простые вещи». Дочь промолчала и ушла в школу, демонстративно хлопнув дверью.
Когда я вернулась после одиннадцати, муж жарил яичницу. Потому что холодильник снова оказался пуст. Маринка опять привела друзей. Пока мы работали, они смели всё: ни супа, ни котлет, даже хлеба не оставили. Только фантики и гору грязной посуды.
Дочь снова заперлась в комнате. На вопросы не отвечала. Мы с мужем переглянулись — поняли, что дело не только в еде. А в том, что ребёнок нас не слышит. Не хочет слышать. Считает врагами за то, что просим элементарного — уважать дом, труд и чужие границы.
Я не жмотка. Мы живём нормально, но каждая копейка даётся трудом. И я не могу — и не хочу — кормить полрайона. Не морально, не финансово.
Устала. Отчаялась. Больно, когда родная дочь воспринимает твою заботу как прижимистость. Бабушка советует взять ремень. Но я не верю в ремень. Верю в слова. Только что делать, если они разбиваются о глухую стену?
Может, я что-то упустила в воспитании? Может, слишком мягко стелила? Или это просто переходный возраст? Не знаю. В голове каша.
Кто-нибудь сталкивался с таким? Как достучаться до подростка, который считает маму бесплатной столовой? Как объяснить, что борщ — это не «всеобщее достояние»?
Я просто хочу снова видеть в её глазах благодарность, а не упрёк за то, что ужин — только для семьи.
