Когда я написала на белом листе «ОтставкаМария Иванова», я не делала этого из слабости. Я сделала это, потому что уже имела план.
Восемь лет я стирала следы своего прошлого из кабинета Николая Орлова а теперь пришло время вернуть их один за другим.
Всё началось той же ночи, когда я снова услышала, как он хвастается «забавной историей» из гимназии. Он говорил громко, самодовольно, пока коллеги хихикали. В зале стояла его новая помощница юная девушка по имени Аглая, с робкими глазами и мягким голосом.
Когда мужчины вышли, я увидела её в ванной, слёзы катились по щекам.
Что случилось, девчушка? спросил я.
Ничего просто он унижает меня. Говорит со мной так, будто я не человек.
Тогда я поняла я была не единственной, кого он ранил.
С той ночи я начала наблюдать за ним. Каждый его шаг.
Часы, которые он оставлял на столе. Ноутбук, который он никогда не закрывал. Папки в нижнем ящике, полные поддельных подписей и названий компаний, которых не существовало.
Однажды ночью я сделала снимки телефоном Цезаря единственного, что осталось от него.
«Помоги мне, сынок», шепнула я, щёлкая кадрами в тёмном офисе.
На следующий день я пошла к начальнице отдела кадров, госпоже Петровой женщине с острым умом и строгим взглядом.
Вы уверены, что делаете, Мария? спросила она.
Он украл не только деньги, госпожа Петрова. Он украл мою жизнь.
Через две недели в компании воцарился хаос. Проверки, аудиты, нервные разговоры, запертые двери. Люди шептались в коридорах.
Николай вломился в здание смятый костюм, скрученный галстук, глаза без уверенности и сна.
Кто это сделал? Кто осмелился копаться в моих делах?! орал он.
Наши взгляды встретились.
На мгновение я замолчала.
Это ты? прошептал я.
Я? Я лишь убираю, сэр. Как всегда.
Через несколько дней меня вызвали дать объяснения. Я рассказала правду: нашла подозрительные документы и сфотографировала их.
Ничего не сказала о Цезаре. Никаких подробностей о нас.
Его уволили.
Скоро все новости писали о скандале:
«Генеральный директор Орлов Групп обвинён в финансовых махинациях и злоупотреблениях властью».
Впервые за годы я смогла спокойно дышать. Но радости не ощущала. Было лишь безмолвие.
В одну дождливую вечер, пока собирала ведро и тряпку, дверь офиса открылась.
Он стоял там промокший, согнутый, пустыми глазами.
Почему ты так со мной? тихо спросил он.
За все годы, когда ты спал спокойно, зная, что разрушил две жизни.
Что ты имеешь в виду?
Я говорю о твоём сыне, Николай. О мальчике, которого ты оставил.
Его лицо побледнело.
Мой сын?
Да. Цезарь. У него были твои глаза. Он умер в девять лет. Двести пятьдесят тысяч рублей я собрать не смогла.
Последовала тишина, тяжёлая, как камень.
Не знал, Мария не знал
Знал. Тебе было удобнее забыть.
Он сделал шаг ко мне.
Позволь мне хотя бы сейчас помочь.
Поздно, сэр. Мне не нужно твоё сожаление.
Я вышла. Не обернулась.
Тем же вечером зазвонил телефон.
Гжа Иванова? Мы из «Московского курьера». Вы работали в Орлов Групп, верно?
Да, а что?
Хотим взять у вас интервью о смелости сказать правду.
Я молчала долго. Было ли это смелостью? Или просто боль, нашедшая голос?
Через неделю вышла статья:
«Женщина, восемь лет убирала офис мужчины, разрушившего её жизнь».
Мелкая чёрнобелая фотография под заголовком. Николай исчез. Никто его не видел.
Я переехала в маленькую квартиру в Тимирязевском. Каждый утро я поливала цветок у окна. Назвала его «Цезарь».
Он рос медленно, но крепко даже без солнечного света.
В одно воскресенье в дверь постучала Аглая.
Гжа Мария, я просто хотела поблагодарить вас. С тех пор как вы сказали правду, многие женщины нашли силы заговорить.
Я улыбнулась.
Это не я говорила, дорогая. Жизнь говорила.
Покидая её, я открыла ящик.
Внутри старая фотография Цезаря. Он улыбался.
Я зажгла свечу и прошептала:
Видишь, сынок? Теперь он знает. И больше никогда не будет спать спокойно.
Я потушила свет.
Впервые за многие годы я ощутила покой.
Каждая слеза, оставленная на холодном полу его офиса, вернулась как волна.
И я поняла, что иногда справедливость не приходит в суд, а появляется в руках обычной женщины с тряпкой, разбитым сердцем и смелостью никогда не забывать.
Конец.
