Мы с Дмитрием познакомились на выпускном вечере. Казалось, сама судьба толкала меня в его объятия. Первая любовь — ослепительная, безумная, как в сказке. Не раздумывая, сыграли пышную свадьбу в подмосковной усадьбе. Три дня гуляли, плясали до утра, сотни гостей. Мама светилась от счастья — её единственная дочка нашла свою половинку.
В подарок она отписала мне квартиру. Бабушкино наследство. Старый фонд, но в центре Москвы. Пусть и с убитым ремонтом — зато наш собственный угол. Начало новой жизни.
Но мама на этом не остановилась. Отдала все свои накопления — триста тысяч рублей — чтобы мы сделали ремонт, купили мебель, обустроили быт. Её вклад в наше с Димой будущее был огромным. Я чувствовала себя королевой. Казалось, под нами прочный фундамент — любовь да взаимовыручка.
Но всё рассыпалось в один миг.
На нашей свадьбе папа познакомился с молоденькой бухгалтершой. Влюбился как мальчишка. Через месяц ушёл из семьи, бросив маму. Потом — через суд выселил её из квартиры, которую они вместе покупали. Мама осталась без ничего. Без крыши, без денег, без опоры.
Она держалась. Улыбалась, поддерживала меня, хотя сама еле стояла на ногах от боли. А потом — удар. Паралич. Половина тела не слушалась. Говорила с трудом, передвигалась по стенке. И совсем одна.
Другого выхода не было. Забрала маму к себе. В нашей двушке на Арбате — семьдесят метров, места хватает. Мама всегда была тихоней, никому не мешала.
Привезла её из больницы. Постелила свежее бельё, поставила на тумбочку фотографию папы, заварила чай с лимоном. Хотела, чтобы она почувствовала: теперь всё будет хорошо. Тепло. Надёжно. По-семейному.
Но случилось то, чего я не ожидала даже в кошмаре.
Дима, увидев маму в нашей квартире, холодно бросил:
— Слушай, Оль. Твоя мать тут жить не будет. Сдай её квартиру — пусть на эти деньги снимает хату.
Я остолбенела.
— Ты о чём?..
— Я на это не подписывался. Мне не нужен разваливающийся инвалид. Твоя мать — твои заботы.
Он забыл, чьими деньгами сделана эта квартира. Чьими руками. Забыл, что мама отдала нам последнее. Что должен бы хоть каплю благодарности быть.
Я не кричала. Не закатывала истерик. Просто собрала его вещи и выставила за дверь. Без эмоций. Как хирург, отсекающий гангрену. Это был конец. И почему-то стало легче — будто грязный налёт растворился.
Потому что мужчина, который в первую же бурю прячется от твоей боли — не твой. А если так легко вычёркивает того, кто вам помогал — это вообще не мужчина, а так, случайный прохожий.
Теперь мы с мамой вдвоём. Тяжело. Очень. Она не ходит, говорит с трудом. Я умываю её, кормлю с ложечки, вытираю слёзы. Она уже не будет прежней — шумной, с блинами и смехом. Но она моя мать. И я обязана быть рядом — не только в праздники, но и в беде.
И знаете, я благодарна судьбе. Что не родила от него. Что Дима показал своё нутро сейчас, а не когда у нас были бы дети.
Папа пропал. Муж ушёл. Остались только я да мама. И эта тишина, в которой я заново учусь дышать. Тяжело. Но совесть чиста. Потому что я — дочь, которая не предала.
