Когда мы с мамой возвращались с рынка, я заметил его первым.
Он сидел не под лавкой, как обычно делают усталые или бездомные псы, а прямо на скамейке автобусной остановки. Сидел, как человек спокойно, уверенно, внимательно. Щурясь от снежного блеска, смотрел на дорогу, иногда поднимал голову и осматривал прохожих, будто кого-то искал. Не бегал по остановке, не лаял, не подходил ни к кому просто сидел и ждал. Это было удивительно почти по-человечески.
Мам, смотри! дёрнул я её за рукав. Щенок!
Он был маленьким, худым, с большими ушами, немного косолапым и неуклюжим, как подросток, ещё не научившийся управлять своими длинными лапами. Но больше всего поразили его глаза уставшие, но не потухшие. В них была какая-то глубина. То, что невозможно описать словами, но чувствуешь сразу.
Мама оценила его взглядом и устало вздохнула:
Не трогай. Наверное, весь в блохах. Прививок нет. Да и в автобус с ним не пустят. Уйдём он тоже уйдёт.
Но подошёл автобус, потом ещё один а он всё сидел. Переступал с лапы на лапу, иногда оглядывался, но не уходил. Будто ждал. Будто выбирал кого-то из прохожих. А когда взгляд его упал на меня мне почудилось: «Ты ведь за мной пришёл?»
Мам, ну пожалуйста я ещё не умел просить «по-взрослому». Просто смотрел, с комом в горле, со слезами на глазах. Он же замёрзнет
Мама закусила губу. Подняла взгляд на серое небо. Потом снова на щенка. И медленно выдохнула:
Если до вечера никто не заберёт возьмём. Но знай: это твоя ответственность. Если папа рассердится сам будешь объяснять.
Я кивнул так, будто от этого зависела чья-то жизнь. Вернулся к остановке, снял шарф и завернул его, как в одеяло. Он не сопротивлялся. Только вздохнул тихо, по-детски и упрятал нос в мой рукав.
Дома он ел молча, быстро, так жадно, что больно было смотреть. Не от радости от отчаяния. Каждая крошка, каждый кусок будто последний шанс.
Потом свернулся калачиком на старом пальто и уснул. Будто теперь можно было просто спать. Не надо больше держаться, бежать, надеяться. Теперь можно просто отдохнуть.
Как назовём нашего героя? спросила мама, убирая пустую миску.
Я задумался. И вдруг вспомнил:
Сегодня же 12 апреля.
Ну и?..
Гагарин, ответил я.
Мама удивлённо подняла бровь:
В честь космоса?
В честь первого. Ведь он мой первый. И настоящий герой.
Мама улыбнулась, но имя осталось. Гагарин так и остался Гагарином.
Сначала было нелегко. Кошка тут же зашипела из-за двери и спряталась под шкаф. Бабушка сразу заявила, что теперь в доме «пахнет псиной». А папа, который был в командировке, бушевал по телефону, что у него аллергия и мы все сошли с ума. Я выслушал всё это, кивал но не сдавался.
Гагарин вёл себя почти идеально. Редко лаял, не требовал внимания, не грыз обувь. Он просто был рядом. Постоянно. Спокойно. Будто ему было достаточно знать, что мы здесь.
Он рос. Уши стали ещё больше, лапы вытянулись, он казался угловатым, но очень трогательным. Когда я возвращался из школы, он всегда ждал у двери не прыгал, не скулил, просто смотрел в глаза, словно спрашивал: как прошёл день?
Он чувствовал моё настроение. Когда я болел ложился рядом и не шевелился. Когда плакал из-за проблем приносил мячик. Будто говорил: не грусти, поиграй со мной. А если я ссорился с кем-то садился рядом и клал голову мне на колени. Просто был рядом.
Тогда зима была настоящей. Сильные метели, крепкие морозы, река за школой покрылась толстым льдом все катались на коньках: дети, взрослые. Мы с Гагариным ходили туда почти каждый день. Я кидал ему снежки, он ловил, бегал, скользил по льду. Было здорово.
В тот день я пошёл один. Подруга заболела, мама задержалась на работе. Снег падал крупными хлопьями, вокруг была белая тишина. Только мои шаги хрустели на плотном снегу.
Гагарин бежал впереди, петляя между кустов. Я подошёл ближе к реке. Лёд казался гладким, красивым, с трещинками но прочным.
Сделал шаг. Потом ещё один. И вдруг хруст.
Даже крикнуть не успел.
Всё провалилось под ногами. Вода накрыла с головой. Холод ударил в грудь. Паника. Руки скользили, не за что было ухватиться. Лёд крошился. Внутри всё кричало. Я не понимал, что делать, где выход.
И вдруг рывок.
Меня дёрнули за рукав.
Я повернул голову. Гагарин.
Вцепившись зубами в ткань, он тянул изо всех сил. Сам скользил, падал, но не отпускал. Тянул, дёргал. Лаял, скулил, но не сдавался.
Как мы выбрались не помню. Только лёд под собой, окровавленные локти, дрожь во всём теле и он рядом. Мокрый, дрожащий, обнимающий меня всем телом.
Он лёг на меня. Будто боялся снова потерять.
Потом приехали врачи, мама, скорая. Меня отправили в больницу, его к ветеринару. У меня лёгкое обморожение. У него воспаление, раны, истощение.
Нас спасли.
Через неделю я вернулся домой. Гагарин встретил у двери. Тихо подошёл, ткнулся носом в живот и лёг рядом. Без слов. Всё и так было ясно.
С тех пор он не просто пёс. Он мой космос. Мой Гагарин.
Прошёл год. Мы переехали. Новая квартира, новая дверь, на которой висит табличка: «Осторожно, внутри герой».
К реке он меня не пускает. Ни зимой, ни летом. Если я собираюсь встаёт на пути. Смотрит в глаза. Не сердито. Просто твёрдо.
Иногда выходит на балкон и подолгу смотрит на небо. Будто что-то ищет.
Опять звёзды считаешь, Гагарин? смеюсь я.
Он не отвечает. Просто кладёт голову мне на колени.
И становится тепло.
Очень.
Навсегда.
Если у вас тоже есть история
