**12 октября**
Тот самый день, когда не болит, но ноет
На остановке возле старого Бабушкинского рынка в Екатеринбурге стояла женщина. Прикрывая ладонью тлеющую сигарету от резкого ветра, другой рукой она прижимала к себе потрёпанную холщовую сумку. Та провисала тяжело, будто набита не вещами, а грузом будничных тревог. Она стояла у самого края, как страж, охраняющий последний островок твёрдой земли в этом ненадёжном, размытом дождём мире.
Её звали Татьяна Сергеевна. Сорок девять лет. На вид – меньше. Узкое лицо с чёткими скулами, волосы – небрежно стянуты в пучок, светлые глаза с синевой под ними – не от бессонницы, а от долгого отсутствия простых вещей: внимания, тепла, хоть какого-нибудь чуда.
Она не была сломлена. Просто – устала. Устала от дней, похожих друг на друга, как горошины, от дребезжания будильника, от пустых слов «нормально» и «всё как всегда», за которыми пряталось настоящее. Устала от вечеров, заканчивающихся тишиной, без вопросов, без чьего-то плеча рядом. Устала каждое утро собирать себя по кусочкам, чтобы просто прожить ещё один день.
Проснулась в полседьмого. Половицы скрипнули – сын, Григорий, собирался в институт. Бросил через плечо «привет» и вышел, даже не заглянув на кухню. Она ещё минуту лежала, глядя на потрескавшуюся потолочную плиту, потом поднялась.
Кофе выпила стоя у окна, лицо в зеркале – ни злости, ни печали, просто лицо. Натянула куртку, схватила сумку. День не начинался – он просто шёл по инерции.
Сегодня нужно было съездить в центр – забрать справку из поликлиники, заглянуть к невропатологу и, если повезёт, купить Грише новые ботинки. Тротуар был мокрым, люди спешили. Она шла, прижимая сумку к себе, будто это единственная защита. По пути купила две чебуречки. Одну съела, вторую завернула в салфетку – для старика у перехода. Его не было. Оставила чебуречку на парапете. Мало ли кому пригодится.
В поликлинике – очередь. Четыре бабушки оживлённо обсуждали внуков, цены и тесноту кабинета, в котором «бедный врач задыхается». Татьяна Сергеевна листала новости: катастрофы, войны, чужие горести, чужие улыбки. Закрыла телефон. Не из-за усталости – просто стало всё равно.
Невропатолог говорил что-то про «вегетатику» и «режим». Она кивала, делая вид, что слушает, а в голове крутилась одна мысль: где найти место, где можно просто лечь и не быть сильной, не улыбаться, не держаться.
На улице похолодало. Купила кофе в бумажном стаканчике, согревала ладони. Присела на скамейку в сквере. Рядом опустился мужчина. Лет пятидесяти, морщины у глаз, плечи будто ссутулились под невидимым грузом. Не глядя на неё, тихо сказал:
— Холодно. А домой идти всё равно не хочется.
Она не удивилась. Словно он прочитал её мысли. Разговорились. О зарплатах, которые не растут, о ценниках в магазинах, о том, как жизнь неожиданно сворачивает не туда. Он – ночной сторож в супермаркете. Жена уехала к дочери в Питер – похоже, насовсем. Письма приходят всё реже. Он их даже не открывает.
Она – операционистка в «Почте России». С ней живёт мать, которая путает дни, имена, а ночью ищет по дому её давно умершего отца. Говорили спокойно, как о погоде.
Помолчали. Допили кофе. Потом он вдруг сказал, чуть смущаясь:
— Вы не обидитесь, если я вас запомню?
— Только не перепутайте, — ответила она.
Он усмехнулся:
— Не перепутаю. Просто хочется знать, что кто-то есть. Не в соцсетях. Не в новостях. А вот так.
Ушёл, не оборачиваясь. Она смотрела ему вслед, пока он не скрылся за углом.
Вечером Гриша вернулся. Она разогрела ужин, спросила, как дела. Он пожал плечами, уткнулся в телефон. Потом вдруг поднял глаза:
— А у тебя как день?
Ложка замерла в воздухе. От этих четырёх слов внутри что-то дрогнуло. Ответила медленно:
— Обычный. Как всегда.
Он кивнул. И не отвернулся сразу.
Это было немного. Но в её жизни, где каждый день – как предыдущий, даже это значило что-то.
Лёжа ночью в темноте, она вдруг подумала: может, кто-то сейчас вспоминает ту скамейку, чашку кофе и минуту, когда в обычном разговоре с незнакомцем оказалось больше тепла, чем за весь последний год.
Этого хватило. Не как чудо. Как якорь. Чтобы завтра снова встать. И шагнуть в следующий день.
**Вывод:** Иногда человеческое участие – это не громкие слова, а просто взгляд, вопрос или чебуречка, оставленная на скамейке. Мир не станет добрее за один день, но иногда хватает одной искры, чтобы в нём не закаменеть.