Когда отец бросил нас, мачеха вытащила меня из адского приюта.
В детстве моя жизнь была светлой сказкой крепкая, любящая семья в покосившемся домике на берегу Волги, недалеко от маленького городка Мышкин. Нас было трое: я, мама и папа. В доме пахло свежими ватрушками, а вечерами папа рассказывал о своих речных приключениях. Но судьба безжалостный охотник, и она настигает, когда меньше всего ждёшь. Однажды мама заболела её смех умолк, руки задрожали, и вскоре она оказалась в холодной больничной палате в Ярославле. Она угасала, оставив нас в море боли. Папа запил, топя душу в дешёвой водке, а наш дом превратился в руину, усыпанную осколками и тихим отчаянием.
Кухонный шкаф опустел, став немым свидетелем нашего падения. Я плелся в школу в Мышкине, в грязной одежде, с урчащим от голода животом. Учителя ругали за несделанные уроки, но как я мог учиться, если думал только о том, как пережить день? Друзья отвернулись, их шёпот резал больнее ножа, а соседи смотрели с жалостью. В конце концов, кто-то не выдержал вызвали органы опеки. Суровые сотрудники ворвались в наш дом, готовые вырвать меня из дрожащих рук отца. Он рухнул перед ними на колени, рыдая и умоляя дать шанс. Они дали ему всего месяц последнюю соломинку над пропастью.
Этот визит встряхнул отца. Он потащился в магазин, принёс еду, и мы вместе отдраили дом, пока в нём не забрезжил намёк на прежнее тепло. Он завязал с водкой, и в его глазах мелькнул отблеск того человека, которого я знал. Я начал верить в исцеление. В один ветреный вечер, когда скрипели ставни, он сказал, что хочет кого-то мне представить. Сердце сжалось неужели он уже забыл маму? Он поклялся, что её не заменит никто, но это необходимо, чтобы защититься от опеки.
Так в мою жизнь вошла тётя Катя.
Мы поехали к её домику в Угличе, старенькому, затерявшемуся среди берёз у реки. Катя была как вихрь добрая, но сильная, её голос как якорь, взгляд как маяк. У неё был сын, Денис, на два года младше меня, худощавый паренёк, чей смех прогонял хандру. Мы сразу подружились носились по улицам, валялись на берегу, пока не падали от усталости. По дороге домой я сказал папе, что Катя как лучик солнца, и он молча кивнул. Через несколько недель мы собрали вещи, сдали наш дом в Мышкине в аренду и переехали в Углич отчаянная попытка начать заново.
Жизнь понемногу налаживалась. Катя заботилась обо мне с такой любовью, что казалось, она зашивает мои раны штопала штаны, варила наваристые щи, а по вечерам мы сидели вместе, и Денискины шутки разгоняли тишину. Он стал мне братом не по крови, а по общей боли: мы ссорились, мечтали, мирились без лишних слов. Но счастье штука ненадёжная судьба любит его разрушать. В один морозный день папа не вернулся домой. Звонок разорвал тишину его сбил грузовик на обледеневшей дороге. Боль сжирала меня изнутри, как дикий зверь. Опека вернулась, холодная и беспощадная. Без законного опекуна меня вырвали из Катиных объятий и отправили в приют в Рыбинске.
Приют был тюрьмой для потерянных душ серые стены, холодные койки, стоны тех, кого забыли. Время тянулось мучительно, каждая минута удар по душе. Я чувствовал себя призраком, невидимым и ненужным, терзаемым кошмарами о вечном одиночестве. Но Катя не сдавалась. Каждое воскресенье она приезжала с хлебом, вязаными шарфами и железной волей забрать меня обратно. Она билась как львица штурмовала кабинеты, заполняла бумаги, её слёзы капали на документы, пока она пробивала бюрократические стены. Прошли месяцы, отчаяние грызло меня я боялся сгнить в этой яме. Но однажды заведующая сказала: «Собирай вещи. За тобой пришла мать.»
Я вышел и увидел Катю и Дениса у ворот их лица светились надеждой и упрямством. Ноги подкосились, когда я рухнул в их объятия, рыдая, как в бурю. «Мама, прошептал я, спасибо, что вытащила меня из этой могилы! Клянусь, я буду достоин твоей жертвы!» В тот момент я понял семья не только кровь, это душа, которая бьётся за тебя до конца.
Я вернулся в Углич, в свою комнату, в школу. Жизнь вошла в спокойное русло я окончил учёбу, поступил в Ярославль, нашёл работу. Денис и я остались неразлучны, как скала в бушующем море. Мы выросли, завели семьи, но Катя наша мама осталась нашим якорем. Каждое воскресенье мы штурмуем её дом, где она кормит нас пирогами и жарким, её смех сливается с голосами наших жён, ставших её подругами. Иногда, глядя на неё, меня накрывает благодарность за это чудо.
Я всегда буду благодарен судьбе за вторую мать. Без Кати я бы пропал сгинул на улицах или сломался в темноте. Она была светом в самой глубокой тьме, и я никогда не забуду, как она вырвала меня из бездны.
