Это произошло в феврале, в один из тех бесконечных вечеров, когда зима будто испытывает людей, растягивая темноту до предела. Муж ушёл в ночную смену, а мы с двухлетним Тимошей остались одни в нашей съёмной квартире на окраине Новосибирска. Я, как всегда, безуспешно пыталась уложить его спать. Малыш капризничал, ворочался, и в конце концов я сдалась, разрешив ему ещё немного поиграть, а сама отправилась на кухню — заварить чаю.
Не успела я даже коснуться ручки шкафчика, как из комнаты донёсся пронзительный визг, а следом — хриплый, прерывистый кашель. Всё внутри похолодело. Я бросилась обратно — Тимоша стоял посреди комнаты, заливаясь слезами, его тело сотрясали приступы кашля.
— Где болит? Сынок, что с тобой? — я опустилась перед ним на колени, схватив за плечи, осматривая его с ног до головы, пытаясь понять, что случилось.
Он лишь плакал и кашлял, кашлял так, что стало ясно — что-то попало не в то горло. Я попыталась разжать ему рот, но он сжимал челюсти всё крепче, а в его глазах читался животный страх.
Мне было всего двадцать два. Девчонка, которая ещё вчера не знала, как правильно сварить щи. А сейчас на её руках умирал её ребёнок. Он уже начал синеть, судорожно хватая ртом воздух. Я кинулась к телефону. Пальцы дрожали, будто осиновые листья, пока я набирала «03». И — тишина. Даже гудков. Просто мёртвая, глухая пустота. Я сбрасывала, набирала снова — телефон молчал.
Мобильников у нас не было. Мы только поженились, ютились в этой крохотной квартирке, перебивались с копейки на копейку. Я прижала Тимошу к груди и зарыдала, забыв обо всём. В голове гудело лишь одно: «Господи, помоги!» Я не умела молиться, не знала слов. Но в тот момент я говорила с Богом. Так, как говорят с самым близким. Умоляла.
И вдруг… раздался стук в дверь.
Я рванула открывать, хотя знала — муж не мог вернуться так рано. На пороге стоял незнакомец лет тридцати пяти. Высокий, с усталыми, но добрыми глазами.
— Добрейший ве… — начал он, но, увидев моё лицо, резко замолчал. — Что случилось?
Не знаю почему, но я тут же выпалила всё. Он слушал не больше минуты, потом молча шагнул внутрь.
Я шла за ним, как в тумане. Он опустился перед Тимошей, что-то тихо сказал, и — о чудо — мой сын начал успокаиваться. Через секунду мужчина разжал ладонь и показал мне крошечную чёрную бусинку.
— Это мешало ему дышать, — сказал он спокойно. — Повезло, что застряло неглубоко. И что я рядом оказался.
Только тогда я вспомнила: да, несколько дней назад порвались мои старые бусы. Я собрала почти все бусины… Но одну, самую маленькую, не заметила.
Звали его Игорь Сергеевич. Он был детским врачом. Возвращался с дежурства, и у нашего подъезда его «Жигули» вдруг заглохли. Не зная, что делать, он решил попросить телефон — домофона в доме не было, и он постучал в первую дверь. В нашу.
Как позже выяснилось, телефоны не работали во всём подъезде — авария на линии. Но Игорь Сергеевич, выпив чаю, на который я всё же уговорила его остаться, вышел во двор, повернул ключ — и машина завелась с первого раза. Как будто ничего и не было.
С тех пор я часто думаю: случайность ли это? Или всё-таки рука Божья?
Теперь я хожу в храм. Ставлю свечку за здравие раба Божьего Игоря. И когда смотрю на школьные фотографии уже подросшего Тимоши, понимаю: Бог действительно слышит. Иногда — даже без слов.
