Это произошло холодной декабрьской ночью в маленьком городке под Воронежем. Муж уехал на ночное дежурство, а я осталась одна с нашим трёхлетним сыном Артёмом. Малыш капризничал, упрямился, умолял не гасить свет. Я, измученная уговорами, махнула рукой: пусть ещё немного повозится, а сама пошла на кухню — просто вскипятить чайник.
Не успела я налить воды, как из детской донесся пронзительный рёв. Сердце ушло в пятки. Я рванула к нему, сбивая углы. Артём стоял посреди комнаты, лицо его посинело, а тело выгибалось в немом ужасе.
— Родной, что случилось? Где больно? — я вцепилась в него, но он лишь беззвучно закатывал глаза, крошечные пальцы сжимали горло.
Мысль ударила, как молния: он подавился! Я попыталась разжать его челюсти, но он вырывался, словно загнанный зверёк. Двадцать два года, первый ребёнок — я не знала, что делать. Руки дрожали, в ушах стучало. Я кричала ему, трясла, умоляла — всё напрасно. Артём хрипел, воздух со свистом прорывался сквозь пережатое горло…
Я бросилась к телефону. 103. Тишина. Снова набор — мёртвая тишина. На мобильный денег не было, жили на копейки мужа и детские. Я прижала сына к груди и завыла, как раненый зверь. Небо рухнуло. В голове стучало одно: «Боже, спаси…»
Я не ходила в церковь, кроме как на Пасху в детстве. Молитв не помнила. Но в тот миг заговорила с Ним — просто, без церковных слов. Умоляла, рыдала, готова была отдать всё.
И вдруг… стук в дверь.
Я метнулась в прихожую. Может, муж? Но на пороге стоял незнакомец лет сорока. Он открыл рот, но, увидев моё лицо, побледнел.
— Вам плохо? — резко спросил он, вглядываясь в меня.
Я, как в бреду, выпалила историю, даже не впуская его. Мужчина молча отстранил меня, шагнул к Артёму, присел рядом… И случилось невозможное. Сын перестал биться в конвульсиях, дыхание выровнялось. Незнакомец разжал его кулак — на ладони лежала крошечная пуговица.
— Из вашего пальто, — тихо сказал он.
Я вспомнила: три дня назад оторвала её, собирая вещи в стирку.
Его звали Геннадий Петрович. Детский хирург из областной больницы. В тот вечер его “Жигули” заглохли у нашего дома. Телефона не было — он зашёл в первую квартиру, чтобы позвонить.
Телефон, кстати, так и не заработал: как позже объяснили, оборвало линию из-за метели. Но когда Геннадий Петрович, выпив мною уговорённый стакан чая, вышел к машине — та завелась с пол-оборота.
Случайность? Не верю. Теперь я каждое воскресенье стою у иконы Николая Чудотворца. Ставлю свечу за здравие Геннадия. И когда вижу, как Артём заливается смехом, вспоминаю: тот вечер Бог не явился в сиянии. Он просто постучал в дверь.
