Вспоминается мне, как осталась у матери лишь племянница.
Зовут меня Татьяна Михайловна, и шестьдесят девять мне уже минуло. Два сына, три внука, две невестки — казалось бы, кому, как не мне, купаться в заботе да ласке. Но давно уж живу, словно осиротевшая. В пустой квартире, с больной ногой, с телефоном, что молчит неделями.
После смерти супруга всё покатилось под гору. Пока он был жив, хоть изредка сыновья наведывались — по праздникам ли, по делам. А как схоронили отца — будто ветром их смело. Пять лет. Пять долгих, пустых лет не видела я своих детей. А живут-то они в том же городе — на другом конце, да, но ведь всего сорок минут на маршрутке.
Не упрекала. Звонила. Просила помочь. Как-то соседи кухню подтопили — не сильно, но потолок обсыпался. Обоим сыновьям набрала. Оба пообещали зайти на выходных. Не пришли. Пришлось маляра нанимать. Дело не в деньгах — обидно. Обидно, что родные дети часа не нашли для матери.
Потом холодильник старый сломался. Я в технике не смыслю, побоялась, что в магазине обвесят. Опять к сыновьям — «мам, там консультанты есть, сами справитесь». Пришлось звонить дяде Ване — прислал дочку, племянницу мою Надю, с мужем. Всё выбрали, всё уладили.
Когда пандемия началась, сыновья вдруг вспомнили, что я жива. Правда, звонили раз в месяц, чтоб напомнить, как важно сидеть дома да продукты через интернет заказывать. Только вот беда — я не умею. А Надя научила, первый заказ оформила, аптеки с доставкой в список собрала, да звонить стала чуть ли не каждый день.
Сперва неловко мне было. У Нади ведь свои родители, свой дом, муж, сынок. Но только она заходила просто так. Суп приносила, лекарства, уборку помогала сделать, окна мыла. А однажды пришла — чайку попить, рядом посидеть. Её мальчонка — внучатый племянник мой — зовёт меня бабулей. От него впервые за годы услышала это слово.
Тогда и решила: раз родные дети забыли, раз им от меня нужно только что взять, а не дать — пусть квартира достанется тому, кто рядом не на словах. Пошла в МФЦ, завещание оформить. И как на зло — в тот же день старший сын позвонил. Спрашивает, куда и зачем.
Ответила честно.
Тут и началось. Крики, мат, угрозы. «Ты рехнулась совсем?!», «Это наше наследство!», «Она тебя выгонит, как только подпишешь!»
А вечером они приехали. Оба. Впервые за пять лет. Внучку привели, которую я в глаза не видела. Торт принесли. За стол сели. Думала — может, опомнились? Ан нет. Стали уговаривать, твердить, что у меня есть родные дети, что негоже квартиру чужому человеку отдавать. Надю корыстной назвали, пугали, что меня на улицу выкинет.
Смотрела я на них — и верить не хотелось. Где ж вы были все эти годы? Почему не вспомнили, когда помощь нужна была? Почему только запах наследства вас разбудил?
Поблагодарила их за заботу. Сказала — решение принято, и его не изменить. Они встали да ушли, дверью хлопнув. Перед этим пообещали, что больше ни внуков моих не увижу, ни помощи не дождусь.
А знаете, не страшно мне. Не потому что всё равно. А потому что терять нечего — давно уж живу, будто никому не нужна. Только теперь это официально.
А Надя… Если когда и поступит со мной так, как сыновья пророчат — что ж, значит, ошиблась. Но сердце подсказывает — не ошиблась. Она ничего не просила. Ни денег, ни квартиры. Просто была рядом. Просто плечо подставила. Просто человеком была.
И это для меня дороже любых кровных уз.
