Когда тебя уже не станет? шепнула невестка у моего больничного койки, не подозревая, что я слышу всё и диктофон фиксирует каждое слово.
Её дыхание было тёплым, пахло дешёвым кофе. Она полагала, что я без сознания лишь тело, набитое препаратами.
Но я не спала. Под тонким одеялом каждое нервное окончание было натянуто, как струна.
Под ладонью, скрытой от посторонних взглядов, лежал маленький холодный прямоугольник диктофона. Я нажала кнопку записи час назад, когда она вошла в палату с моим сыном.
Игорь, она всё равно как овощ, голос Светланы стал громче, явно она отошла к окну. Врач сказал, динамика не работает. Что мы ждём?
Я слышала, как мой сын тяжело вздохнул. Мой единственный сын.
Светлана, это както неправильно. Она же моя мать, пробормотал я.
А я твоя жена! резко ответила она. И я хочу жить в нормальной квартире, а не в этой кладовке. Твоей маме уже семьдесят лет, хватит.
Я не шевельнулась. Дышала ровно, имитируя глубокий сон. Слез не было всё внутри сгорело до серого пепла.
Осталась лишь кристально чистая, ледяная ясность.
Риелтор говорит, сейчас хорошие цены, не останавливаясь, продолжала Светлана деловым тоном. Двушка в центре, с ремонтом
Можно собрать приличную сумму, купить дачу, как мечтали, новенькую машину. Игорь, проснись! Это наш шанс!
Он молчал. Его молчание было страшнее её слов. Это была согласие, предательство, завернутое в слабодушие.
А её вещи продолжила Светлана. Половину выкинем. Это хлам, никому не нужен. Сервизы, эти глупые книги Оставим только антиквариат, если найдём. Я вызову оценщика.
Я мысленно улыбнулась. Оценщик. Она даже не догадывается, что я успела сделать за неделю до того, как легла.
Все ценные вещи давно уже находятся в надёжном месте, как и документы.
Хорошо, наконец вырвалось из Игоря. Делай, как знаешь. Мне тяжело об этом говорить.
Не говори, дорогой, пробормотала она. Я всё сделаю сама. Тебе не придётся пачкать руки.
Она подошла к кровати.
Я чувствовала её взгляд оценочный, холодный. Как будто она смотрела не на живой человек, а на назойливое препятствие, которое скоро исчезнет.
Я слегка сжала пальцами гладкий корпус диктофона. Это был лишь старт. Они ещё не знают, что им предстоит.
Они вычеркнули меня из своей жизни. Напрасно. Старая гвардия не сдаётся. Она идёт в последний натиск.
Прошла неделя. Неделя капельниц, пресного пюре и моего безмолвного театра. Светлана и Игорь приходили каждый день.
Сын садился на стул у дверей, уставился в телефон, будто пытался укрыться от реальности. Он не мог вынести вид моего неподвижного тела. Или своей предательской роли.
Светлана, напротив, чувствовала себя в палате как дома. Громко болтала с подругами по телефону, обсуждая будущий дом.
Три спальни, большая гостиная, участок, представляешь? Сделаю ландшафтный дизайн. Что? Свекровь? Ой, она в больнице, дела плохие. Не выживет.
Каждое её слово записывалось. Моя коллекция росла.
Сегодня она переступила черту. Принесла ноутбук, уселась у моей кровати и начала показывать Игорю фото коттеджей.
Смотри, какой! А этот? Настоящий камин! Игорь, ты меня вообще слышишь?
Слушаю, глухо ответил он, не отводя взгляда от пола. Просто это странно Здесь, рядом с ней
А где ещё? подхватила Светлана. Время ждать нет. Нужно действовать. Я уже позвонила нашему риелтору, она завтра приведёт первых покупателей. Квартиру надо показать в лучшем виде.
Она обернулась ко мне. В её взгляде не было ничего человеческого только холодный расчёт.
Кстати о вещах. Вчера заехала, начала разбираеть шкафы. Столько хлама ужас. Твои платья старомодные Всё положила в мешки, отдам на благотворительность.
Мои платья. Те, в которых я защищала диссертацию. Те, в которых отец Игоря делал мне предложение.
Каждая вещь осколок воспоминания. Она не просто бросала ткань, а стирала мою жизнь.
Игорь вздрогнул.
Зачем ты трогала? Может, она бы хотела
Что «хотела»? перебила Светлана. Она уже ничего не хочет. Игорь, хватит быть ребёнком. Мы строим наше будущее.
Она встала, подошла к моей тумбочке и без церемоний открыла ящик. Пальцы роились среди влажных салфеток и упаковки таблеток.
Документы здесь не хранят? Паспорт или чтонибудь ещё? Для сделки нужны.
Вот и всё. Психологическое давление превратилось в прямые действия. Она уже не только обсуждает, а крадёт меня живую.
В этот момент в палату заглянула медсестра.
Анна Павловна, время уколов.
Лицо Светланы мгновенно изменилось, появилось печальное, заботливое выражение.
Ой, конечноконечно. Игорёк, пошли, не будем мешать процедуре. Мамочка, придём завтра, просекала она, гладя мою руку.
Её прикосновение было отвратительным, будто по коже проползла гусеница.
Когда они вышли, я держала глаза закрытыми, пока шаги медсестры не стихли в коридоре. Затем медленно, с огромным усилием, подняла голову. Мышцы болели, но я справилась.
Я вытащила диктофон, нажала «стоп» и сохранила файл под номером «семь». Затем под подушкой нашла второй, кнопочный телефон, тайком принесённый моим старым другомадвокатом.
Набрала номер, который помнила наизусть.
Слушаю, ответил спокойный, деловой голос на другом конце.
Семёну Борисовичу, это я, мой голос прозвучал хрипло, непривычно. Запустите план. Время пришло.
На следующий день ровно в три часа в мою квартиру позвонили. Светлана открыла дверь с самой милой из своих улыбок.
На пороге стояла респектабельная пара с риелторшей.
Заходите, пожалуйста! щебетала она. Извините, у нас тут небольшой творческий бардак. Понимаете, готовимся к переезду.
Она провела гостей по коридору в гостиную, рассказывая о «прекрасных видах из окон» и «дружелюбных соседях».
Игорь прилип к стене, стараясь быть как можно менее заметным. Его лицо было серым, как пепел.
Квартира принадлежит моей свекрови, произнесла Светлана с ноткой печали. К сожалению, её состояние тяжёлое, врачи не дают надежды.
Мы с мужем решили, что в специализированном учреждении ей будет лучше под наблюдением. А эти стены здесь слишком много воспоминаний для неё.
Она сделала паузу драматическую, показную. Хочет, чтобы покупатели прочувствовали всю глубину ситуации.
В тот же момент дверь снова открылась без звонка.
В комнату медленно и бесшумно вкатилась инвалидная коляска. В ней сидела я.
Не в больничной пижаме, а в строгом темносинем шелковом халате. Волосы аккуратно собраны, губы слегка подкрашены.
Мой взгляд был спокоен и холоден.
Позади меня стоял Семён Борисович мой адвокат. Высокий, седой, в элегантном костюме. Он тихо захлопнул за собой дверь.
Светлана застыла. Её улыбка стерлась с лица, как ластиком.
Игорь принёс ещё более сморщенное лицо, глаза метались по комнате в поисках выхода. Покупатели и риелтор растерянно переводили взгляды между мной и Светланой.
Добрый день, мой голос, хоть и тихий, разрезал тишину чётко и ясно. Похоже, вы ошиблись адресом. Эта квартира не продаётся.
Я обратилась к растерянной паре.
Прошу прощения за эту неприятную ситуацию. Моя невестка, вероятно, слишком расстроилась изза моего состояния и перегорела.
Светлана будто проснулась.
Мама? Как вы здесь оказались? Вам же нельзя
Я могу делать всё, что считаю нужным, дорогая, перевела я взгляд, от которого стало холоднее. Особенно когда в моём доме хозяева без разрешения.
Я достала из кармана телефон и нажала «воспроизвести». Динамизатор выдал знакомый шип и тихий голос:
«Когда тебя уже не станет?»
Лицо Светланы побледнело до цвета простыней. Она открыла рот, но звук не вышел. Игорь упал на пол, закрыв лицо руками.
У меня большая коллекция записей, Светлана, сказала я спокойно. О твоих мечтах, проданных вещах, оценщике. Думаю, некоторым органам это будет интересно.
В частности, в статье о мошенничестве.
Семён Борисович шагнул вперёд, держа в руках папку с документами.
Анна Павловна сегодня утром подписала на моё имя генеральную доверенность, сухо сообщил он. А также заявление в полицию. Кроме того, я подготовил уведомление о вашем выселении.
На основании морального ущерба и угрозы жизни. У вас есть 24 часа, чтобы собрать вещи и покинуть квартиру.
Он положил документы на столик. Они лёгким, но неотвратимым шорохом упали.
Это был конец. Граница. Точка, после которой ничего уже не вернуть. Но в тот момент я впервые за недели не почувствовала боли или обиды.
Я ощутила силу. Холодную, уверенную, несокрушимую силу того, кому больше нечего терять и кто пришёл забрать своё.
Риелтор с покупателями мгновенно исчезли, пробормотав извинения. В гостиной остались только мы четверо. Тишина густая, как пыль в старой комнате.
Первой оправилась Светлана. Шок превратился в ярость.
Вы не имеете права! вопила она, тыкая меня пальцем. Это же квартира Игоря! Он здесь прописан! Он наследник!
Бывший наследник, поправил её Семён Борисович, просматривая документы.
Согласно новому завещанию, составленному и заверенному вчера, всё имущество Анны Павловны передаётся благотворительному фонду поддержки молодых учёных. Ваш муж, к сожалению, в него не входит.
Это был мой финальный выстрел. Я видела, как в её глазах погасла последняя искра надежды. Она глядела на Игоря с такой ненавистью, будто он виноват во всём.
Игорь, мой сын, наконец оторвался от стены. Сделал шаг ко мне. Его лицо было мокрым от слёз, жалким.
Мамочка прости. Я не хотел. Это она она заставила меня.
Я посмотрела на него. На этого сорокалетнего мужчину, прячущегося за спиной жены от собственного выбора.
Любовь, безграничная материнская любовь, умерла в больничной палате под шёпот его жены. Остаётся лишь горькое разочарование.
Тебя никто не заставлял молчать, Игорь, ответила я. Я не кричала. Голос был ровным, почти безразличным. Ты сам сделал выбор. Живи с ним.
Но куда нам идти? вмешалась Светлана. Голос её дрожал от страха и гнева. На улицу?
У вас была аренда квартиры, прежде чем вы решили, что моя скоро освободится, напомнила я. Можете вернуться туда. Или куда угодно. Это уже не моя забота.
Светлана бросилась к вещам, нервно бросая их в сумку, бормоча проклятия. Игорь стоял посреди комнаты, потерянный.
Он снова посмотрел на меня.
Мама, пожалуйста. Я всё понял. Я изменюсь.
Меняться никогда не поздно, согласилась я. Но не здесь. И не со мной. Двери моей квартиры для вас закрыты навсегда.
Он опустил голову. Понял это конец. Не спектакль, не наказание. Это окончательное решение.
Через час они ушли. Я слышала, как захлопнулись двери. Семён Борисович подошёл ко мне.
Анна Павловна, вы уверены в фонде? Мы можем всё вернуть.
Я покачала головой.
Нет. Пусть будет так. Я хочу, чтобы моя жизнь, то, что от неё осталось, принесло пользу, а не стало причиной вражды.
Он кивнул и попрощался. Я осталась одна в своей квартире. Медленно провела рукой по подлокотнику кресла, по корешкам книг. Здесь ничего не изменилось.
Изменилась я. Я больше не была просто матерью, прощающей всё. Я стала человеком, который сам определяет границы своей вселенной.
И в этой новой вселенной не было места тем, кто когдато прошептал: «Когда тебя уже не станет?».
