«Когда же ты уже уйдёшь?» шепнула невестка у моего больничного поста, не подозревая, что я слышу каждый звук и диктофон всё фиксирует.
Её дыхание было тёплым, пахло дешёвым кофе. Она полагала, что я без сознания лишь тело, набитое препаратами.
Но я не спала. Лежала под тонкой больничной простынёй, каждый нерв в теле дрожал, словно натянутый струнный инструмент.
Под ладонью, скрытой от посторонних глаз, лежал маленький холодный прямоугольник диктофона. Кнопку записи я нажала ещё час назад, когда она вошла в палату вместе с моим сыном.
Игорь, она же всё равно как овощ, голос Светланы стал громче, очевидно, она подошла к окну. Врач сказал, динамика не работает. Что ждём?
Я услышала, как мой единственный сын тяжело вздохнул.
Светлана, это както неправильно. Она же моя мать.
А я твоя жена! резко ответила она. Хочу жить в нормальной квартире, а не в этом чулане. Твоя мать прожила уже семьдесят лет. Хватит.
Я не шевельнулась. Дышала ровно, имитируя глубокий сон. Слёз не было всё внутри превратилось в серый пепел.
Оставалась лишь кристальная, ледяная ясность.
Риелтор говорит, сейчас хорошие цены, не останавливаясь, продолжила Светлана деловым тоном. Двушка в центре, с ремонтом
Можно собрать приличную сумму. Купить загородный дом, как мечтали. Новую машину. Игорь, проснись! Это наш шанс!
Он молчал. Его молчание было страшнее её слов. Это было согласие, предательство, завернутое в слабодушие.
А её вещи продолжила Светлана. Половину выкинем. Это мусор, никому не нужен. Сервизы, эти глупые книги Оставим только антиквариат, если найдётся. Я позову оценщика.
Я мысленно улыбнулась. Оценщика. Она и не догадывается, что я успела сделать за неделю до того, как лёгла.
Все ценные вещи уже давно находятся в надёжном месте, как и документы.
Хорошо, наконец выдавил из себя Игорь. Делай, как знаешь. Мне тяжело об этом говорить.
Не говори, дорогой, пробурчала она. Я всё сама сделаю. Тебе не придётся пачкать руки.
Она подошла к кровати. Я ощущала её взгляд оценочный, холодный, будто она смотрела не на живую женщину, а на помеху, которая скоро исчезнет.
Я слегка сжала пальцами гладкий корпус диктофона. Это был лишь старт. Они ещё не знают, что их ждёт.
Они вычеркнули меня из жизни. Напрасно. Старая гвардия не сдаётся. Идёт последний наступ.
Прошла неделя капли, пресное пюре и мой молчаливый театр. Светлана и Игорь приходили каждый день.
Мой сын сидел на стуле у двери, уставившись в телефон, будто пытался отгородиться от реальности. Он не выносил мой неподвижный корпус. Или собственную преданность.
Светлана же чувствовала себя в палатке как дома. Громко болтала по телефону с подругами, обсуждая будущий дом.
Три спальни, большая гостиная, участок, представляешь? Сделаю ландшафт. Что? Свекровь? Ой, она в больнице, плохие новости. Не выживет.
Каждое её слово фиксировалось. Моя коллекция росла.
Сегодня она перешла границу. Принесла ноутбук, села у моей кровати и начала показывать Игорю фотографии коттеджей.
Смотри, какой! А этот? Настоящий камин! Игорь, ты меня слышишь?
Слушаю, ответил он глухо, не отрывая глаз от пола. Просто это странно Здесь, рядом с ней
А где ещё? вспорхнула Светлана. Времени ждать нет. Нужно действовать. Я уже позвонила нашему риелтору, она завтра приведёт первых покупателей. Квартиру надо показать в лучшем виде.
Она обернулась ко мне. В её взгляде не было человеческой теплоты лишь холодный расчёт.
Кстати о вещах. Вчера заехала, начала разбирать шкафы. Столько хлама ужас. Твои платья старомодные Всё я сложила в мешки, отдам в благотворительность.
Мои платья. Те, в которых я защищала диссертацию. Те, в которых отец Игоря делал мне предложение.
Каждая вещь осколок воспоминаний. Она не просто выбрасывала ткань, а стирала мою жизнь.
Игорь вздрогнул.
Зачем ты трогаешь? Может, она бы хотела
Что «хотела»? перебила Светлана. Она уже ничего не хочет. Игорь, перестань быть ребёнком. Мы строим наше будущее.
Она встала, подошла к моей тумбочке и без церемоний открыла ящик. Пальцы рылись среди влажных салфеток и упаковок таблеток.
Документы где? Паспорт? Чтото ещё? Нужно для сделки.
Таков был психологический прессинг, превратившийся в прямые действия. Она уже не только обсуждала, а действовала. Крадёт меня живую.
В этот момент в палату заглянула медсестра.
Анна Павловна, время уколов.
Лицо Светланы мгновенно изменилось, появилось заботливое выражение.
Ой, конечноконечно. Игорёк, пошли, не будем мешать процедуре. Мамочка, придём завтра, прошептала она, поглаживая мою руку.
Её прикосновение было отталкивающим, будто ползучий червь скользнул по коже.
Когда они ушли, я не открывала глаза, пока шаги медсестры не стихли в коридоре. Затем, с огромным усилием, повернула голову. Мышцы болели, но я справилась.
Я выключила диктофон, нажала «стоп» и сохранила файл под номером «семь». Затем ощупала под подушкой второй, кнопочный телефон, который тайком принёс мне давний другадвокат.
Я набрала номер, который знала наизусть.
Слушаю, ответил спокойный, деловой голос на другом конце.
Семёну Борисовичу, это я, мой голос прозвучал хрипло, непривычно. Запускайте план. Время пришло.
На следующий день ровно в три часа в мою квартиру прозвонили. Светлана открыла дверь своей самой обаятельной улыбкой.
На пороге стояло представительное паро с риелтором.
Заходите, пожалуйста! щебетала она. Простите, у нас здесь небольшой творческий беспорядок. Понимаете, готовимся к переезду.
Она проводила гостей в гостиную, рассказывая о «прекрасных видах из окон» и «дружелюбных соседях».
Игорь прижался к стене, стараясь быть как можно менее заметным. Его лицо серо, как пепел.
Квартира принадлежит моей свекрови, произнесла Светлана с ноткой печали. К сожалению, её состояние тяжёлое, врачи не дают надежды.
Мы с мужем решили, что в специализированном учреждении ей будет лучше под надёжным присмотром. А эти стены здесь слишком много воспоминаний для неё.
Она сделала паузу драматическую, показную. Хотела, чтобы покупатели ощутили всю глубину ситуации.
В тот же миг дверь вновь открылась без звонка.
В беззвучную комнату медленно въехала инвалидная коляска. В ней сидела я.
Не в больничном халате, а в строгом тёмносинем шёлковом костюме. Волосы аккуратно собраны, губы слегка подкрашены. Мой взгляд был спокоен и холоден.
Позади меня стоял Семён Борисович мой адвокат, высокий, седой, в элегантном костюме. Он тихо захлопнул за собой дверь.
Светлана замерла. Улыбка исчезла, словно стертая ластиком.
Игорь притупил лицо, метался глазами по комнате, ища выход. Покупатели и риелтор растерянно бросали взгляды между мной и Светланой.
Добрый день, мой голос, хоть и тихий, пробил молчание чётко. Похоже, вы ошиблись адресом. Эта квартира не продаётся.
Я обратилась к растерянной паре.
Простите за эту неприятную ситуацию. Моя невестка, видимо, слишком расстроилась изза моего состояния и переборщила.
Светлана будто проснулась.
Мама? Как вы здесь? Вам же нельзя
Я делаю всё, что считаю нужным, дорогая, перевела я взгляд, от которого в комнате стало холоднее. Особенно когда в моём доме ктото правит без разрешения.
Я вытащила из кармана телефон и нажала «воспроизвести». Динамо выдало знакомый шёпот:
«Когда же ты уже уйдёшь?»
Лицо Светланы побледнело до цвета простыней. Она хотела открыть рот, но звук не вышел. Игорь закрыл лицо руками и опустился по стене.
У меня большая коллекция записей, Светлана, сказала я спокойно. О твоих мечтах, проданных вещах, оценщике. Думаю, некоторые органы найдут это интересным.
Особенно статья о мошенничестве.
Семён Борисович вышел вперёд с папкой документов.
Анна Павловна сегодня утром подписала генеральную доверенность на меня, сухо сообщил он. А также заявление в полицию. Кроме того, я подготовил уведомление о выселении.
На основании морального вреда и угрозы жизни. У вас 24 часа, чтобы собрать вещи и покинуть квартиру.
Он положил документы на стол, где они шуршали тихим, но неизбежным звуком.
Это был конец. Грань. Точка, после которой ничего уже не вернуть. Но в тот момент я впервые за недели не почувствовала боли или обиды.
Я ощутила силу. Ледяную, уверенную, несокрушимую силу того, кому больше ничего не терять и кто пришёл отвоёвывать своё.
Риелтор с покупателями мгновенно исчезли, пробормотав извинения. В гостиной остались только мы четверо. Тишина висела густой, словно пыль в старой комнате.
Первой пришёл к жизни Светлана. Шок превратился в ярость.
Вы не имеете права! закричала она, тыкая меня пальцем. Это же квартира Игоря! Он здесь прописан! Он наследник!
Бывший наследник, поправил её Семён Борисович, просматривая документы.
Согласно новому завещанию, завёрённому вчера, всё имущество Анны Павловны переходит в благотворительный фонд поддержки молодых учёных. Ваш муж, к сожалению, в него не входит.
Это был мой финальный выстрел. Я увидела, как в её глазах погасла последняя искра надежды. Она посмотрела на Игоря с такой ненавистью, будто он во всём виноват.
Игорь, мой сын, наконец оторвался от стены. Сделал шаг ко мне. Его лицо было влажным от слёз, жалкое.
Мамочка прости. Я не хотел. Это она она заставила меня.
Я посмотрела на него, на этого сорокалетнего мужчину, скрывающегося за женской спиной по собственному выбору.
Любовь, бесконечная материнская любовь, умерла в больничной палате под шёпот его жены. Оставилось лишь горькое разочарование.
Тебя никто не заставлял молчать, Игорь, ответила я. Голос был ровным, почти безразличным. Ты принял своё решение. Живи с ним.
Но куда нам идти? вмешалась Светлана, голос дрожал от страха и гнева. На улицу?
У вас была арендованная квартира до того, как вы решили, что моя скоро освободится, напомнила я. Вы можете вернуться туда. Или куда угодно. Это уже не моя забота.
Светлана бросилась к вещам, нервно швыряя их в сумку, бормоча прокльоны. Игорь стоял посередине комнаты, потерянный.
Он снова посмотрел на меня.
Мама, пожалуйста. Я всё понял. Я изменюсь.
Меняться никогда не поздно, согласилась я. Но не здесь. И не со мной. Двери моей квартиры для вас закрыты навсегда.
Он опустил голову. Понял, что это конец. Не спектакль. Не наказание. А окончательное решение.
Через час они ушли. Я услышала, как захлопнулись двери. Семён Борисович подошёл ко мне.
Анна Павловна, уверены в фонде? Мы можем всё вернуть.
Я покачала головой.
Нет. Пусть будет так. Хочу, чтобы моя жизнь, то, что от неё осталось, принесло пользу, а не стало причиной вражды.
Он кивнул и попрощался. Я осталась одна в своей квартире. Медленно провела рукой по подлокотнику кресла, по корешкам книг. Здесь ничего не изменилось.
Я же изменилась. Я больше не была просто матерью, прощающей всё. Стала человеком, который сам задаёт границы своего мира.
В этом новом мире не было места тем, кто когдато прошептал: «Когда же ты уже уйдёшь?».
