Утро началось как обычно: Татьяна Михайловна намазывала сливочное масло на свежий бородинский хлеб. В кухне пахло свежесваренным кофе, за окном медленно светлело зимнее небо. Её муж, Сергей Владимирович, сидел за столом, медленно потягивая чай из гранёного стакана. Вдруг раздался резкий звонок.
— Кто это в такую рань? — пробормотала Таня, вытирая руки о полотенце.
Сергей взял трубку.
— Да, слушаю…
Она сразу заметила, как его лицо стало каменным. Глаза остекленели, пальцы сжали стакан так, что костяшки побелели.
— Что-то случилось? — прошептала она.
Муж медленно повернулся:
— Наташа… Попала в ДТП… Её не больше…
Ломоть хлеба выпал у Тани из рук, упал на пол маслом вниз.
***
Вспомнилось, как четырнадцать лет назад Наташа рожала одна. Без матери, которая так и не простила «раннего позора». Без отца ребёнка — того самого студента из Твери, который сбежал, узнав о беременности. Даже брата Ивана не пустили в родзал — «по правилам нельзя».
Она кричала тогда от боли и страха. А когда ей положили на грудь новорождённого Ваню, плакала — от счастья, ужаса и беспомощности. Восемнадцать лет. Одна. Весь мир — как колючая проволока.
***
Сейчас — другой звонок. И слова, которых Таня боялась всю жизнь:
— Наташеньки больше нет…
Из детской донеслись шаги — их восьмилетняя дочь Алина собиралась в школу.
— Мам, а где мой рюкзак с котёнком?
Таня автоматически вытерла ладони о передник, стараясь говорить ровно:
— На стуле в прихожей, посмотри.
Сергей сидел, словно окаменев, с лицом, на котором застыло страдание.
— Они с друзьями возвращались с концерта… Ночью… Теперь Ваня один. Совсем…
Ваня — сын Наташи. Их племянник. Четырнадцать лет. И теперь — сирота.
***
День прошёл в тумане. Алину отправили в школу, сказав, что тётя простудилась. На поминках было мало людей.
Больше всего Таня запомнила Ванино лицо — исхудавшее, с тёмными кругами под глазами. Он стоял в стороне, не подпуская никого. Даже Сергея.
— Мы заберём его, — твёрдо сказал муж.
Таня кивнула. Куда ему ещё идти? В детдом?
На следующий день Ваня приехал. С рюкзаком и коробкой из-под обуви. Застыл на пороге, озираясь.
— Проходи, устраивайся, — Таня попыталась улыбнуться. — Голодный?
— Нет, — буркнул он и захлопнул за собой дверь.
Так начались дни молчания. Он выходил только поесть, отводил глаза, отвечал односложно. В школе — прогулы, грубость. Учителя жаловались.
— Вань, давай поговорим? — как-то предложила Таня.
— Отстаньте! — вспыхнул он. — Вам всё равно!
Алина боялась двоюродного брата. Он её не трогал, но и не замечал. А иногда смотрел так, что девочка ёжилась.
— Он говорит, что я дурочка, — пожаловалась она однажды.
Сергей пытался достучаться, но Ваня уходил в себя.
Напряжение росло.
А потом — новый звонок из школы:
— Ваш подросток устроил драку. Срочно приезжайте.
***
В кафе директора — напряжённая тишина. Разгневанные родители, перепуганная Алина, учительница с красным лицом.
— Ваш парень напал на мальчишек! — рявкнула директор.
— Я их не бил! — огрызнулся Ваня. — Просто оттолкнул!
— Хватит! — Сергей едва сдерживался.
Одна из матерей кричала:
— Мой сын в слезах! Таких надо изолировать!
Алина вдруг разрыдалась.
— Что случилось, солнышко? — бросилась к ней Таня.
Девочка, всхлипывая, прошептала:
— Они… они меня каждый день дразнили… А Ваня… Ваня заступился…
Тишина.
— Это правда? — медленно спросил Сергей.
Ваня пожал плечами:
— Ну и что, должен был смотреть, как её обзывают?
— Сестрёнка… — пробормотал он невпопад.
Алина вдруг обняла его:
— Ты самый лучший!
И он, осторожно, потрепал её по волосам.
***
На следующий день Сергей поехал разбираться. Вернулся усталый, но спокойный.
— Всё уладил. Виновных наказали. Ваня остаётся.
Вечером Таня увидела, как Ваня и Алина склонились над рисунком:
— Это наша семья! — радостно говорила девочка. — Ты — вот этот великан!
— Ноги кривые, — усмехнулся он.
— Зато сильные! — засмеялась она.
Полгода спустя Ваня всё так же немногословен, но в его взгляде — тепло. Он провожает Алину в школу, помогает с уроками, стоит за неё горой.
— Она ведь всегда мечтала о старшем брате, — сказала Таня мужу.
— Теперь он у неё есть, — улыбнулся Сергей.
За дверью раздался смех:
— Эй, креветка, куда это ты в таком виде собралась?
Таня тихо улыбнулась.
Теперь она знала — даже самое обиженное сердце можно отогреть добротой. Главное — не бояться открыть своё.