«Ты не мать, а напасть!» — ссоры с тёщей довели Любу до отчаяния
Люба стояла у печи, переворачивая пирожки, когда в избу вошёл её муж.
— Люба, маменька сегодня звонила, — начал Иван. — Говорит, ты внука ей не показываешь.
— Жаловалась? — удивилась Люба.
— А как же. Уже месяц Ваню не видела, — добавил он.
Люба судорожно вытерла руки о подол.
— Ваня… Тяжело мне тебе это говорить, — она замялась. — Твоя матушка… сказала мне такую вещь, которую ты должен знать.
Она выложила всё. Иван побледнел и опустился на лавку — такого он не ожидал.
Всё началось месяц назад. В тот день Аграфена Степановна, его мать, как водится, явилась без предупреждения. С порога окинула сенцы взглядом:
— Опять бардак. Игрушки валяются! В таком хламу ребёнка растить — грех!
Люба натянуто улыбнулась, но внутри всё перекосилось. Ваня только что заснул, а игрушки остались на полу, где он играл. Но для тёщи это был лишь повод излить своё недовольство.
— Иван! — повысила голос Аграфена. — Ты мужик или нет? Должен жене указывать, как дом держать!
— Маменька, всё в порядке, — пробурчал он, не отрываясь от газеты.
— У тебя порядок? В избе будто медведь побывал, а ты словно на ярмарке!
— Ваня просто шустрый, — тихо вставила Люба, но голос дрожал.
— Шустрый! Тебе бы за ним следить, а не по избе шляться ему позволять!
И снова разговор свернул на то, каким примерным был Иван в детстве. Как под строгим надзором рос. Люба молча кивала, но с каждым словом в душе поднималась буря.
— Аграфена Степановна, — наконец сказала она. — Я сына воспитываю по-своему. Ему два года. Он мир познаёт.
— Познаёт? А потом синяки да ссадины, а ты лишь «познаёт» да твердишь!
— Так дети учатся. Через падения да ошибки.
— Врёшь! Это твоя безалаберность. А если он себе что-то сломает?
— Маменька… — попытался вмешаться Иван, но тёща лишь распалилась пуще.
— Коли матерью быть не научишься — я знаю, куда пожаловаться!
На следующий день она явилась вновь — резко постучала, как всегда.
— Что так долго? Уж думала, тебя нет дома! — сверкнула она глазами.
— Делами была занята, — ровно ответила Люба.
— Опять игрушки! Ты вообще прибираешься?
— Конечно. Но Ваня играет. Это естественно.
— Естественно? А в детстве Иван… — начала тёща.
— Да, знаю. Был идеальным. Ни соринки, ни царапинки. Только вот печь растопить до сих пор не может!
— Это намёк?
— Нет, констатация. Вы вырастили мужчину, который без бабы пропадёт.
— Он кормилец! А ты дома сидишь!
— Я с ребёнком. И хочу, чтобы он был самостоятельным. А не как его отец — взрослый, но беспомощный.
В этот момент в горнице раздался звон разбитой чашки и детский плач. Люба бросилась туда — на полу сидел Ваня, порезав палец.
— Господи… — Люба подхватила его на руки. — Всё хорошо, солнышко, всё хорошо!
— Вот видишь! — зло прошипела Аграфена. — Я предупреждала! Ты не мать, а напасть! Я в опеку пойду!
Люба замерла. Это было уже не просто оскорбление — это была угроза.
— Ладно. Приходите с опекуншей. А сейчас — вам пора, — тихо сказала она.
С той поры Люба изменилась. Дверь не захлопывала — просто перестала открывать тёще без причины. И всегда находился повод отложить визит: мор, знахарь, покраска, ребёнок приболел…
Однажды Аграфена пришла без спроса. Люба глянула в щель:
— Ой, вы разве письмо не получили? Простите! У Вани здоровье слабое, знахарь велел никого не пускать.
— Я не чужая!
— Да, но… видите ли — запрет знахаря. Подождём малость — и снова увидимся!
Тёща ушла, не сказав ни слова.
Вечером Иван подошёл к жене.
— Маменька говорит, ты её к Ване не пускаешь. Почему?
— Потому что боюсь. Она опекой грозила.
— Ты преувеличиваешь.
— Ты уверен, что она не пойдёт жаловаться, если снова разозлится?
Он замолчал. Люба взяла его за руку.
— Это наш сын. Его безопасность — главное.
— Думаешь, она может навредить?
— Она граней не видит. Её забота опасна.
— Ладно, — сдался он. — Больше настаивать не буду.
Люба облегчённо улыбнулась. Тёща сама переступила черту — и теперь правила игры изменились.
