Константин Ковалёв сидел в инвалидном кресле у окна палаты, смотрел сквозь запылённые стекла на пустой внутренний двор городской больницы. Вокруг разрушенный сквер с пустыми скамейками и обугленными клумбами, а зимой даже птицы отказывались выходить из своих укрытий. Костя был один. Неделю назад выписали его соседку, живую душу, Юрия Тимошина, и с тех пор в его сердце воцарилась гнетущая пустота. Юрий был студентом театрального факультета, третий курс, улыбчивый, разговорчивый, с бесконечным запасом анекдотов, которые он раздавал, как каскадеры реплики. Его мать почти каждый день приходила с ароматной выпечкой, яблоками, сладостями, которыми он щедро делился с Костей. Без Юрия в палате исчезло какоето домашнее тепло, и Константин почувствовал себя, как никогда, забытым и ненужным.
Внезапно дверь распахнула медсестра. Глаза его упали на неё, и надёжда вдруг ушла в лёд: вместо молодой Даши появился вечно хмурый, будто всё время недовольный, Людмила Аркадьевна. За два месяца в больнице Костя ни разу не видел её улыбающейся; её голос был резок, груб, словно кованый металл, а лицо карта безнадёжных линий.
Ну, чего сидишь, Константин? На кровать марш! прорычала Людмила Аркадьевна, поднося шприц, наполненный лекарством.
Костя тяжело вздохнул, покорно оттолкнул кресло и переместился к кровати. Медсестра ловко помогла ему лечь, затем, будто бы в танце, перекатила его животом вниз.
Снимай штаны, отдавала приказ, и Костя подчинился, но ничего не ощутил. Укол был поставлен мастерски; каждый раз он мысленно благодарил её.
«Сколько ей лет?», думал он, разглядывая её сосредоточенное лицо, «Наверно, уже пенсионерка, маленькая пенсия, а работать приходится, поэтому и злая».
Людмила Аркадьевна вонзила тонкую иглу в бледноголубую вену, заставив Константина лишь слегка морщиться.
Всё, закончили. Доктор сегодня был? неожиданно спросила она, готовясь к выходу.
Нет, ещё нет, отмахнулся Костя, может, позже зайдёт…
Жди. И у окна не сиди продует, и так дохлый, как вобла, бросила она и вышла.
Слова медсестры, сквозь грубость и прямолинейность, прозвучали, как забота, хоть и в обёртке ядовитой. Костя вспомнил свою трагедию: в четыре года в доме деревни сгорел огнём, спасая его мать, он был выброшен в снег из разбитого окна за минуту до обвала крыши. Огонь поглотил всех, а он оказался в детском доме. От матери у него унаследовался мягкий характер и зелёные глаза, от отца высокий рост и математический талант. Воспоминания всплывали, как кадры старого фильма: мама с флажком на деревенском празднике, отец, несущий его на плечах под летним ветром, рыжий кот по имени Барсик. Всё, что осталось, это пепел того альбома, который сгорел в пожаре.
Когда ему исполнилось восемнадцать, государство выделило светлую комнату в общежитии на четвёртом этаже. Жить одному нравилось, но тоска иногда доводила до слёз. Школьные годы закончились, но баллы не дошли до университета, и он пошёл в техникум, где нашёл интересную специальность, но с одногруппниками не ладилось: они считали его тихим и замкнутым, а девушки искали более решительных парней. Костя выглядел моложе своих восемнадцати лет, став «белой вороной» в группе, но это его не смущало.
Два месяца назад, спеша на занятия по скользкому, обледенелому тротуару, он поскользнулся в подземном переходе и сломал обе ноги. Переломы заживали медленно и болезненно, но в последние недели стало чуть лучше. Он надеялся на выписку, но в доме, где жил, не было лифта, а инвалидная коляска, кажется, должна была стать его постоянным спутником.
В палату вошёл травматолог Роман Абрамович, осмотрел рентгеновские снимки и сказал:
Константин, хорошие новости: кости срастаются, через две недели будете на костылях. После этого сможете лечиться амбулаторно, выписку получите через час. Ктото вас встретит?
Костя кивнул молча.
Отлично. Я вызову Людмилу, она поможет собрать вещи. Берегите себя и постарайтесь больше не попадать в больницу, сказал доктор и ушёл.
Людмила Аркадьевна вошла, подложив под кровать рюкзак.
Что сидишь, Каверин? Выписывают же, бросила она, собирайся, Петровна сейчас постель поменяет.
Костя складывал свои немногие вещи, когда медсестра взглянула на него.
Ты зачем врачу соврал? спросила она, наклонив голову.
О чём речь? удивлённо ответил он.
Не играй в дурака, Каверин. Знаю, что ктото к тебе не придёт. Как будешь добираться?
Какнибудь справлюсь, пробормотал он.
Тебе ещё минимум полмесяца ног не будет, как живёшь?
Разберусь, я же не ребёнок, отрезал он.
Людмила села рядом, посмотрела в лицо и мягко произнесла:
С такими травмами тебе понадобится помощь, иначе не справишься.
Сам справлюсь, уверенно бросил Костя.
Не справишься. Я в медицине уже много лет, упрекнула она. Живи у меня пока. У меня дом за городом, двухэтажный, но без лифта, а внизу есть свободная комната. Как только встанешь на ноги, вернёшься домой. Мой муж давно умер, детей у меня нет
Костя замер, не зная, что ответить. Сначала мысль «жить у чужой» казалась неприемлемой, но в её голосе звучала искренняя забота.
Это неудобно, пробормотал он.
Прекрати выпендриваться, Каверин. На инвалидной коляске в доме без лифта жить невозможно, отрезала Людмила, так что решай: идёшь ко мне?
Он тяжело вздохнул. Вспомнил, как она каждое утро спрашивала: «Каверин, ты сегодня ешь творог? В нём кальций», «Завтра тефтели», «Окно закрой, не замерзнёшь». Всё это было её способом сказать: «Я рядом».
Я согласен, наконец сказал он, только денег нет, стипендия ещё не пришла.
Людмила, сжав кулак, отозвалась с обидой в голосе:
Думал, за деньги меня приглашаешь? Жалко тебя, вот и всё.
Я просто замялся Константин, простите, не хотел обидеть.
Я не обижаюсь. Пойдём в сестринскую, пока ты будешь ждать, отразила она, смена скоро кончится, и мы уедем.
Её дом был маленьким, с узкими окнами в резных наличниках, внутри две уютные комнаты. Костя, стесняясь, почти не выходил из своей, но Людмила, заметив это, сказала:
Прекрати стесняться. Чего надо проси, чай у меня в гостях.
С каждым днём он всё больше привязывался к дому: снежные сугробы за окнами, треск дров в печи, аромат домашней еды возвращали его в детство. Инвалидная коляска уступила место костылям, и настало время возвращаться в город. Прогуливаясь рядом с Людмилой, он делился планами:
Нужно сдавать экзамены, зачёты столько времени потеряно, просто кошмар.
Возьми, наставляла она, техникум не исчезнет. Врач сказал снизить нагрузку на ноги, а ты сейчас, как оглашённый, всё бегаешь.
За недели они стали почти семьёй. Однажды, собирая вещи, Костя нашёл зарядное от телефона и увидел, как Людмила стоит у двери и плачет. Он пошёл к ней и обнял её.
Останешься, Костенька? прошептала она сквозь слёзы, без тебя я не знаю, как жить.
Он остался. Спустя годы Людмила Аркадьевна заняла место мамы жениха за столом на его свадьбе, а год спустя в роддоме приняла его новорождённую внучку, названную в её честь Людмилой.
