Костик в инвалидном кресле наблюдал за уличной жизнью сквозь запылённые стекла окна

23марта2025г.

Сегодня, сидя в инвалидном кресле у окна палаты, я наблюдал, как в снежный двор больницы падает лёгкий снег. Окно выходило в пустой сквер с разбитыми лавочками, а люди почти не появлялись зима держит их в домах. С утра я один, и без компании стало особенно тоскливо. Неделю назад у моего соседа по кровати, Юрия Тимохина, выписали домой. Юра был душой компании, весёлым рассказчиком, будущим актёром третьего курса Театрального института. Каждый день к нему приходила мать с выпечкой, фруктами и сладостями, которыми он щедро делился со мной. С Юрой в палате ощущалось домашнее тепло, а теперь я будто оказался в полном одиночестве.

Внезапно дверь открылась, и в комнату вошла медсестра. Вместо молодой, улыбчивой Даши, я увидел вечно хмурую Людмилу Аркадьевну, которая, как мне казалось, никогда не улыбалась. За два месяца здесь я ни разу не услышал её смеха, а голос её был резок, словно отголосок скрипки в холодном ветре.

Что ты так сидишь, Константин? Пора к кровати! громко заявила Людмила, держа готовый к уколу шприц. Я вздохнул, откинулся назад и, под её надёжную руку, принял горизонтальное положение.

Сними штаны, приказала она. Я подчинился, но боли почти не ощутил: укол был сделан так ловко, что я лишь слегка морщился. Внутри я задавался вопросом, сколько ей лет, и пришёл к выводу, что, наверное, уже пенсионерка, а её «злая» натура объясняется тем, что её пенсионные выплаты крошечные, и приходится работать.

После укола Людмила спросила, заходил ли сегодня врач.

Ещё нет, ответил я, надеясь, что он придёт позже.

Тогда жди. Не сиди у окна продует, а ты будешь мёртв, как вобла, бросила она и вышла. Несмотря на её резкость, я ощутил сквозную заботу в её словах, хоть и маскируемую грубостью.

Я сирота: родители погибли в пожаре, когда мне было четыре. Мать бросила меня в окно в снег, спасая, а за секунду после этого крыша дома обрушилась, погребя всю семью. С тех пор я жил в детском доме, а родственники так и не приняли меня. От мамы я унаследовал мечтательность и зелёные глаза, от отца рост, походку и талант к математике. В памяти всплывают лишь отрывки: праздник в деревне, флажок, летний ветер на плечах отца. Единственный животный друг рыжий кот, которого звали Барсик. Фотографии с семьёй сгорели вместе с домом.

Когда мне исполнилось восемнадцать, государство выделило мне светлую комнату в общежитии четвёртого этажа. Жить одному я научился, но иногда меня охватывала непреодолимая тоска. Окружающие дети с родителями на площадках заставляли меня думать о потерянном детстве, и горькие мысли не давали покоя.

После школы я хотел поступить в университет, но баллы меня подвели, и я пошёл в техникум. Там меня не приняли в компанию одногруппников: я был тихим, замкнутым, а они искали разговорчивых товарищей. С девушками тоже не складывались отношения моя скромность считалась недостатком. Возрастом я выглядел моложе своих лет, и стал «белой вороной» в группе, но это меня не смутило.

Два месяца назад, спеша на занятия по обледённому тротуару, я упал в подземном переходе и сломал обе ноги. Переломы заживали медленно и болезненно, но к концу недели стало чуть лучше. Я надёлся, что скоро выпишут, однако в доме, где я жил, не было лифта и ничего удобного для коляски, так что придётся оставаться в кресле надолго.

Сегодня к нам в палату зашёл травматолог Роман Абрамович, осмотрел рентген.

Константин, хорошие новости: кости срастаются, через две недели можно будет на костыли. Вы будете лечиться амбулаторно, через час получаете выписку. Кто вас встретит? сказал он. Я кивнул, а он добавил, что Людмила поможет собрать вещи.

Людмила вошла, подала мне рюкзак.

Что ты сидишь, Константин? Выписывают же, спросила она, и я стал укладывать в сумку свои небольшие пожитки. Затем она спросила, зачем я соврал доктору, что никто меня не приедет. Я лишь буркнул, что доберусь как-нибудь.

Тебе ещё минимум полмесяца без ходьбы. Как будешь жить? напомнила она. Я ответил, что разберусь, ведь я не ребёнок. Затем, присев рядом, она заговорила мягче:

С такими травмами тебе нужна помощь. Я живу у подножия города, дом небольший, но в нём есть свободная комната. Когда ты встанешь, вернёшься домой, а пока можешь остаться у меня. Я одна, муж умер, детей нет

Сначала я отторгся, но её слова звучали как забота, которую я давно не получал. Я сказал, что деньги у меня нет, стипендия ещё не пришла. Людмила, слегка обидевшись, отреагировала:

Ты в своём уме? Думаешь, я приглашаю тебя за деньги? Жалко меня тебя

Я попытался объясниться, но она прервала меня, предложив пока поселить меня в сестринскую. Мы переехали в её маленький домик с узкими окнами и резными наличниками. Внутри две уютные комнаты, одна из которых стала моей. Сначала я стеснялся, почти не выходил, но Людмила сказала прямо:

Не стесняйся, проси, чай у меня в любое время.

Вскоре я понял, что домашний уют, запах дров в печи и горячий суп напоминают мне о том доме, который я потерял. Инвалидная коляска и костыли стали частью моей жизни, но я уже не чувствовал себя полностью отрезанным от мира.

Через несколько недель, слегка прихрамывая, я шёл рядом с Людмилой, обсуждая предстоящие экзамены и зачёты.

Техникум не исчезнет, советовала она, врач сказал снизить нагрузку на ноги.

Мы сблизились, и я стал воспринимать её как вторую мать. Сказать об этом самой себе и ей было тяжело. На следующий день, собирая вещи, я нашёл её на пороге, слёзы текут по щекам. Я обнял её.

Останешься, Костенька? прошептала она, без тебя как же мне будет?

Я остался. Через годы Людмила Аркадьевна стала одной из самых дорогих мне людей, даже присутствовала на моей свадьбе, а её внук назвал дочь в её честь Людмилей.

Урок, который я вынес из этих событий: даже если жизнь бросает тебя в холодный снег, забота может прийти от того, кого ты совсем не ожидал, и стоит открыть сердце, иначе упустишь шанс обрести истинный дом.

Rate article
Костик в инвалидном кресле наблюдал за уличной жизнью сквозь запылённые стекла окна