Кухонные уроки
Первая история. Кружка с синим ободком
Когда мама позвонила и сказала, что надо навестить бабушку Нину, у Екатерины в голове сразу всплыл список дел: отчёт, дедлайн, созвон с клиентом. Она уже собралась возразить, но слышит мамино короткое:
Она стала путать таблетки. Я волнуюсь. Съедешь, а?
Екатерина поехала в воскресенье. В лифте запах моющего средства и чужих духов. На площадке, как всегда, стояла коляска соседей и коробка с обувью. Бабушка открыла дверь не сразу: цепочка заскрипела, потом дверь приоткрылась.
Кто там?
Это я, Екатерина.
Бабушка отодвинула цепочку, и, увидев внучку, словно расправила плечи, как будто они вспомнили, что могут держаться ровнее.
Ой, заходи. Я только чайник поставила.
Кухня была крошечна и знакома до боли: стол, покрытый клеёнкой с лимонами, табуретки, старый холодильник, на дверце магниты из городов, где бабушка никогда не бывала. Их привозили дети и внуки. На плите тихо шипела эмалированная кастрюля с борщом. Рядом на столе стояла керамическая кружка с синим ободком, помнится еще в детстве, тогда она казалась огромной, сейчас обычной.
Ты чего не звонишь? спросила бабушка, насыпая заварку в чайник. Я уж думала, ты в своей Москве совсем пропала.
Я и так в Москве, бабушка, улыбнулась Екатерина. Просто в другой части.
Ну да, всё в другой части. Я вот в этой сижу.
Она поставила кружку перед внучкой, себе налила в стеклянный стакан.
Мама говорит, ты таблетки путаешь, осторожно начала Екатерина.
Мама твоя всё замечает, буркнула бабушка. Один раз не так выпила и уже паника. Я не путаю, я думаю.
О чём?
О том, что мне надо, а что нет.
Екатерина нахмурилась. Пришла с чёткой задачей: проверить коробочки с лекарствами, расписание приёмов, может, позвонить врачу. А тут вдруг «я думаю».
Врач же назначил, напомнила она.
Врач назначил, да. Но врач не живёт в моём теле, спокойно ответила Нина. Он меня видит десять минут, а я сама семьдесят восемь лет.
Искра раздражения вспыхнула в Екатерине. Ей казалось, что старики специально всё усложняют.
Но ты же понимаешь, без этих таблеток
Понимаю, перебила бабушка. Сядь. Я тебе борща налью.
Катя вздохнула, но села. Бабушка сняла крышку с кастрюли, зачерпнула половником. Пар ударил в лицо, аромат свёклы и лаврового листа перенёс её в школьные годы, когда после уроков она бегала к этой кухне.
Ты думаешь, я глупа? спросила Нина, ставя тарелку. Или уже совсем не соображаю?
Я так не думаю, ответила Екатерина, почти сама себя поймав.
Слушай, продолжила бабушка. Счастье в моём возрасте это когда ты сам выбираешь, пусть из мелочей. Хочу пью эти таблетки, хочу не пью. Хочу ем борщ, хочу кашу.
Но если не будешь пить, станет хуже, упрямо повторила Екатерина.
Станет. Но это будет мой выбор, а не чейто.
Борщ был вкусным, как всегда. В голове всплыли недели, расписанные не её, а задачами из чатов, звонками, письмами. Она считала это нормой: молодая, надо крутиться. Но слова про «сам выбираешь» зацепили.
Ты считаешь, счастье свобода выбора? спросила она.
А что ещё? ответила Нина, взяв стакан. Ты живёшь, как? Сама решаешь, когда отдыхать, с кем встречаться?
Екатерина усмехнулась.
Ну не очень. У нас проекты.
Вот. А у меня проектов нет. Утром встал, посмотрел в окно. Сегодня ноги не болят счастье. Могу дойти до магазина ещё одно. Могу сама сварить суп, а не ждать, пока ктото принесёт, третье. И так набирается.
А таблетки? вернулась к теме Екатерина.
Таблетки это не про счастье, ответила бабушка. Это про срок. Можно тянуть подольше, можно поменьше. Я не хочу жить подольше, если буду лежать и ждать, пока ктото мне попу подотрёт.
Екатерина поморщилась, но кивнула.
Я хочу жить, пока могу сама себе налить в эту кружку чай, кивнула Нина, указывая на керамическую кружку с синим ободком. Вот мой секрет.
Рука сама потянулась к ручке, ощутила тёплый фарфор. Внезапно стало ясно, что для бабушки этот предмет знак её «сама могу».
Давай разложим таблетки по дням, мягко предложила Екатерина. Ты будешь решать, пить или нет, но пусть они будут по порядку. Ладно?
Бабушка посмотрела внимательно, в глазах отразилось чтото новое, будто она впервые за долгие годы увидела во внучке не девочку, а взрослого человека.
Ладно, кивнула она. Давай.
Они вместе открыли коробку с блистерами, Екатерина читала инструкции, раскладывала по маленьким отсекам. Бабушка сидела рядом, иногда задавала вопросы. Разговор плавно перешёл к соседке из четвёртой квартиры, подорожавшему хлебу, новому сериалу. Когда всё было готово, Екатерина закрыла коробочку и поставила её на полку.
Вот, сказала она. Здесь утро, здесь вечер. Но ты сама решаешь.
Сама, повторила Нина и неожиданно погладила Екатерину по руке. А ты, Катюш, тоже смотри, чтобы у тебя хоть чтото было своё, а не только отчёты.
По дороге домой в метро она открыла телефон, чтобы проверить почту. Пальцы привычно нашли иконку, но она остановилась. Вместо этого открыла заметки и написала: «Вечером не брать ноутбук в кровать. Один вечер в неделю без работы». Сначала показалось наивным, потом чуть страшным. Воспоминала бабушку, её спокойный голос, руку на кружке. Поняла, что, может, её собственный секрет счастья тоже начнётся с крошечного выбора, например, не отвечать на письма после десяти вечера.
Вторая история. Очередь в поликлинике
Серёжа сидел на жёстком пластиковом стуле и листал ленту новостей. На экране мелькали заголовки о кредитах, новых смартфонах, громких разводах. В коридоре поликлиники пахло хлоркой и лекарствами. Люди сидели с карточками, ктото в маске, ктото без.
Рядом с ним устроилась пожилая женщина в бежевом пальто и вязкой шапке. Она тяжело опустилась, опёрлась на трость и перевела дух.
Номерок какой у вас? спросила она, наклоняясь к Серёже.
Двадцать третий.
А у меня двадцать второй. Значит, я перед вами. Хорошо.
Она улыбнулась, будто между ними установилась важная связь. Серёжа кивнул и вернулся к телефону.
Вы к терапевту? не унималась она.
Да.
Молодой ещё, а уже к терапевту. Это правильно. Мужчины у нас пока не падают не идут.
Серёжа вздохнул. У него болела спина, и он наконец решился дойти до врача. На работе кругом шутки про «спину в тридцать два», но сидеть за компьютером по двенадцать часов без последствий не получалось.
А вы к кому? спросил он из вежливости.
К кардиологу, ответила женщина. Я, можно сказать, его постоянный клиент.
Она тихо засмеялась.
Я Тамара Петровна.
Серёжа.
Очень приятно, Серёжа. А вы чем занимаетесь?
В офисе работаю. Аналитика, цифры.
О, цифры, вздохнула она. Мой покойный муж тоже с цифрами был. Бухгалтер. Всё считал: деньги, калории, шаги.
А счастье, знаете, не считал, сказала она.
Серёжа поднял взгляд от телефона. В её словах было чтото, зацепившее.
Как это счастье считать? спросил он.
Вот так. Он всё откладывал. «Выйду на пенсию тогда заживём. Выплатим кредит тогда поедем на море». Всё потом, потом. А потом бац, инфаркт.
Она говорила просто, без трагического нажима, будто рассказывала чужого.
Извините, тихо сказал Серёжа.
Нечего извиняться. Жизнь. Я тогда много думала. Сидела дома, смотрела на его тетрадки. Там всё записано до копейки. А рядом стояла маленькая эмалированная кастрюля, в которой он любил варить кашу. Говорил, что это его личная кастрюля.
Она улыбнулась, вспоминая.
И я поняла, что всё его счастье было в этих мелочах: его каша, радио по утрам, гранёный стакан для чая. А он всё ждал чегото большого.
В коридоре скрипнула дверь кабинета, вышла медсестра, назвала следующую фамилию. Очередь шевельнулась.
Вы сейчас тоже чегото ждёте? неожиданно спросила Тамара Петровна.
Серёжа пожал плечами.
Ну жду, когда повысят. Когда ипотеку закрою. Когда будет побольше свободного времени.
А сейчас у вас его совсем нет?
Практически.
Она покачала головой.
А я решила, что больше ничего не откладываю. Пенсия небольшая, но каждую субботу хожу в парк, покупаю пирожок с капустой и сижу на лавочке. Все смеются: «Пирожок?», а я думаю: вот оно, моё сегодня.
Серёжа представил эту картину: женщина в пальто, лавочка, пирожок. В его мире радость измерялась отпуском за границей, новой машиной, премией. Но до этого надо было ещё дожить.
А вы не боитесь, что денег не хватит? спросил он.
Боюсь, конечно, честно ответила она. Но я боюсь больше, что жизнь пройдёт, а я так и не позволю себе маленьких радостей. Я не говорю про глупости, кредиты на ерунду. Я говорю про то, чтобы сегодня купить себе пирожок, а не ждать «достаточно».
Она выделила слово «достаточно» особой интонацией.
У нас с мужем всегда было мало. Мы экономили. И что? Он ушёл, а я одна с его тетрадками. Там всё аккуратно, строка за строкой. Только радости там нет.
Серёжа почувствовал сжатие в груди. Вспомнил, как неделю назад отказал себе в походе в кино, потому что «надо поработать». Вспомнил, как третий год подряд откладывает поездку к морю, хотя деньги вроде есть, но всегда находятся более «разумные» траты.
А если потом пожалеете? спросил он.
Пожалею, что пирожок съела? засмеялась она. Ну, тогда буду жалеть сытая. А если серьёзно Жалею лишь о том, чего не сделала. О том, что не сказала мужу вовремя: «Хватит считать, пошли гулять». Вот об этом жалею.
Она замолчала, глядя кудато в сторону.
Поэтому я сейчас всем говорю, продолжила она. Не ждите, когда будете жить. Живите по пути, по чутьчуть.
Кардиолог, крикнула медсестра из двери. Двадцать второй номер.
Это я, поднялась Тамара Петровна, опираясь на трость. Пойду узнаю, сколько мне ещё пирожков положено.
Она подмигнула Серёже и ушла.
Серёжа остался сидеть, телефон на коленях, экран погас. Вспомнил, что сегодня пятница, в кино вышел фильм, который давно хотел посмотреть. В голове автоматически всплыл: «Лучше поработать, закончить отчёт». Но голос Тамары о пирожке продолжал звучать. Он открыл приложение, выбрал сеанс на вечер, позвонил другу:
Пойдём сегодня в кино? сказал он. Да, отчёт подождёт до завтра.
Он удивился своим словам, но внутри стало легче, будто сделал маленький шаг от бесконечного «потом».
Третья история. Деревенское лето
Аня стояла у плиты в бабушкином доме и помешивала варенье. В деревне было жарко, мухи лениво жужжали у окна. На подоконнике лежали только что сорванные с грядки огурцы. За стеной тикали часы.
Не пригорит? спросила бабушка Галя, чистя картошку.
Нет, я слежу, ответила Аня.
Она приехала к бабушке на неделю, чтобы отдохнуть от города и недавнего развода. Мама сказала, что смена обстановки пойдёт на пользу. Сначала Аня сопротивлялась, потом махнула рукой.
Ты всё помешивай, не отвлекайся, напомнила бабушка. Жизнь как варенье: если перестанешь смотреть убежит.
Аня фыркнула.
У меня уже всё убежало, пробормотала.
Это как понимать? прищурилась бабушка.
Так, мы с Ильёй разошлись.
Баба Галя на секунду перестала чистить картошку.
Разошлись? Совсем?
Совсем.
А чего ты молчала?
Что говорить? пожала плечами Аня. Не сложилось.
Бабушка покачала головой.
Сейчас у вас всё не складывается. Раньше люди жили, терпели.
Аня напряглась, ожидая лекций о том, как надо держаться за мужа, терпеть, думать о детях, которых у них, кстати, не было.
Терпели, потому что выбора не было, тихо сказала она. А сейчас есть.
Бабушка молчала, потом вздохнула.
Знаешь, сказала она, я тоже один раз ушла.
Аня удивлённо посмотрела.
Куда?
От твоего деда. На неделю.
Серьёзно?
Я же человек! Он тогда стал сильно пить, приходил злой, орал. Однажды стукнул по столу тарелки разлетелись. Я молча собрала вещи, взяла твою маму за руку и ушла к своей тёте в соседнюю деревню.
Аня слушала, как будто впервые слышит эту историю.
А потом?
Потом пришёл трезвый, сел на лавочку и сказал: «Не знаю, смогу ли полностью бросить, но попробую. Помоги, а не ругай». Я вернулась.
Он бросил?
Не полностью, честно ответила бабушка. Но стал пить меньше. Когда видел, что его заносит, сам уходил во двор, пока не остынет. Мы прожили вместе сорок лет, и я ни о чём не жалею.
Аня спросила,И в тот вечер, глядя на тихий огонь в камине, Аня поняла, что счастье это умение принимать простые мгновения, как вкус варенья, растворяющегося на языке.
