Казалось бы, сыновняя любовь к матери — это нерушимая святыня, прочная как кремлёвская стена. Но приходит час, и эта стена рушится — под напором жадности, чёрствости и эгоизма. Так произошло в семье Татьяны и Дмитрия, где всё началось с болезни, а закончилось разбитыми сердцами и горечью.
Когда Елене Семёновне, их пожилой матери, стало плохо после инфаркта, дети первыми узнали об этом. Старшая дочь Татьяна, несмотря на хорошую работу и взрослого сына, сразу отказалась брать мать к себе. У неё, мол, малометражка в Люберцах, нет места, нет времени, да и сил «тащить такую ношу».
Тогда Дмитрий, младший, не раздумывая, поселил мать в своей трешке в Мытищах. Его жена, Надя, не спорила — наоборот, помогала, как могла. Сначала было тяжело: Елена Семёновна не вставала, едва говорила, требовала круглосуточного ухода. Дмитрий предложил сестре скинуться на сиделку, но Татьяна наотрез отказалась — у неё ипотека, кредиты, сын на бюджете в МГУ.
— Извини, Дима, но мне реально не потянуть, — только и сказала она.
Надя не бросила. Она уволилась с работы и взяла на себя заботу о свекрови. Кормила с ложечки, ставила капельницы, меняла постель. Благодаря её терпению Елена Семёновна постепенно окрепла. Снова заговорила, начала двигаться, даже помогала по дому. И когда пришло время решать, где ей жить дальше, она попросила:
— Димон, я хочу остаться с вами. Здесь мне хорошо, и внуки рядом, и вы с Надей — как родные.
Дмитрий и Надя переглянулись и согласились. Пустующая двушка Елены Семёновны в центре осталась нетронутой — она не спешила её продавать. Всё шло хорошо… пока Дмитрий случайно не услышал её разговор с Татьяной.
— Танюш, я всё решила. Продам квартиру, закрою твою ипотеку. Ты с Серёжей заслужили покой. Может, ещё и на домик в Подмосковье хватит — для вас и внука.
Эти слова ударили Дмитрия, как обухом. Как так? Та, что три года даже не звонила матери, получит всё? А они? Где же справедливость?
— Мам, ты же видишь, сколько мы в тебя вложили? Сколько ночей Надя не спала? А ты отдаёшь всё сестре, которая даже на лекарства не скинулась? — спросил он вечером.
Но Елена Семёновна лишь махнула рукой:
— Дима, у Тани труднее, а вы справитесь, вы у меня крепкие…
Этого хватило. В ту же ночь Дмитрий молча собрал вещи матери и отвёз их к Татьяне. Просто оставил у порога, набрал номер и уехал.
— Хочешь наследство — забирай и мать, — сухо написал он сестре.
Утром Надя плакала. Но не злилась — просто было больно. Три года жизни, три года заботы — а в ответ награда для другой.
Дмитрий не оправдывался: да, поступил жёстко. Но если справедливости нет в материнском сердце — найдёт ли она её в дочери? Остаётся вопрос: должен ли сын терпеть, если его доброта остаётся незамеченной?
Дети любят искренне. До тех пор, пока не узнают, кому достанется московская двушка.
