ЛАДОШКА: ИСТОРИЯ ОДНОГО НЕЗАПЛАНИРОВАННОГО СЕМЕЙСТВА
Тем летом я сбежала. Просто взяла чемодан, захлопнула дверь и ушла к мужу. Мне было двадцать два. На прощанье мама крикнула мне вслед:
— Шалава! И чтоб даже не смела возвращаться, когда наломаешь дров!
Я шагала, сжимая ручку чемодана, и думала: «Странно, ведь сама же твердила про внуков…» Чемодан, бедолага, был ни в чём не виноват, но мама лупила его тапком, будто он и был причиной её тоски.
Мне её искренне жаль было. Но жить с ней стало невмоготу. Мечтала сбежать с шестнадцати. И вот — свершилось. Я стала предательницей.
У мамы не осталось никого, кого можно контролировать, воспитывать, читать нотации. Пыталась заменить меня соседями, но те оказались такими же эгоистами — едят, да не слушаются. Хлопают дверьми. Уходят.
Она начала болеть. По-своему — громко, театрально, с обидами. В ход пошли многозначительные паузы в разговорах, брошенные трубки, вечный запах корвалола. Я жила с чувством вины.
И тогда поняла: ей нужно новое «дитя». Объект, который будет злить, доводить, но и дарить ей ощущение, что она нужна. Вот и сказала мужу:
— Завтра едем на птичий рынок. Маме кошку возьмём.
Он кивнул. Во рту у него были щи и селёдка под шубой, а спорить, когда после студенческих дошираков ешь нормальную еду, — бессмысленно. Он чавкал и благодарно жевал. Я его воспитывала, как мама — меня. Круг замкнулся.
Утром в субботу мы поехали. Птичий рынок встретил нас вонью навоза, гамом, духотой. Меня сразу затошнило. Сначала решила — от голода: я тогда «умно» худела, пила ряженку вместо еды. Но быстро поняла — дело не в ней.
Это было отчаяние.
В клетках, коробках, ящиках — продавалась тоска. Лай, мяуканье, визг. Одиночество в живую. Оно смотрело глазами, умоляло, цеплялось. Голова закружилась по-настоящему.
Шла между рядов и думала: «Распахнуть бы клетки… закричать: „Бегите! Я их задержу!“» Но не смогла. Брела, опустив голову, под взглядами сотен обречённых.
— Поехали, — сказала я мужу.
— Без кошки? — удивился он.
— Ладно, вот эту, — ткнула пальцем в ближайшую клетку.
Там сидела боевая морда, пятнистая, с взглядом «Ну чо?». Продавец буркнул:
— Десять тысяч. Бенгал.
Я не знала, кто такой бенгал. Может, порода, а может, ругательство — вроде «Да ё-моё!» Мы с мужем только-только начали зарабатывать. Копили на зимнюю дублёнку. А тут — десять тысяч за кота. Вся зима в одной покупке.
— Берём, — неожиданно сказала я. Сама не поняла, как.
— Ты в своём уме? — вздохнул муж. — Любовь должна быть бесплатной.
— Но не вся, — парировала я. — Эта — с документами!
Мы поспорили. И тут из-под прилавка метнулся комочек. Котёнок. Серый, лысоватый, с глазами, как блюдца. Вцепился мне в штанину.
— Чей? — спросила я.
— Бродяга. Лишайный. Выбросьте, коли жалко, — пожал плечами продавец.
Муж глянул на него и сказал:
— Вот это — тёщин вариант. В аду выживет.
Я посмотрела на него. Он кивнул. Без слов поняли друг друга.
Котёнок свернулся у меня на руках, смешно поджав лапы. Нелепый, но обаятельный. Без бумаг, без родословной. Зато… настоящий.
— Сразу к маме? — спросил муж.
— Нет. Надо отмыть, подлечить, чтоб не пугалась. Иначе обои в прихожей не переживут даже её.
Дома выяснилось — это кошка. Шустрая, как вихрь. За вечер порвала колготки, оставила шерсть на его свитере, ободрала обои и сделала сальто с подоконника.
Мы её лечили. Мыли, возили к ветеринару, надели ошейник от блох. Да имя дали — Лада. Короче — Ладошка. Потому что на ладони умещалась. Совсем крошка.
Через неделю Лада стала частью дома. Будильник, массажист, клоун. Мурчала, как трактор, когда ела. Спала на спине, раскинув лапы. Пряталась в шкафу и караулила под кроватью.
Пришло время везти её маме. Написала: «Жди сюрприз». Стали собираться… да так и не собрались. Голова болела — опять от этой чёртовой ряженки. А Ладошка носилась по квартире, гоняясь за солнечным зайчиком. У неё были дела.
— Лови её, — пробормотал муж, — не хочу быть соучастником.
Поехали. Солнце пекло через лобовое стекло. Ладошка разлеглася на сиденье, тяжело дыша, подставила пузо для чесания.
— Скажем мамке, что это Уральский рекс. Злобный, — хмыкнул муж.
Мне было не до смеха. Взглянула на него. Он понял. Молча вышли из машины и вернулись домой. Без лишних слов.
— Мамке другую найдём…
С тех пор Ладошка живёт с нами. Ей уже восемь. Есть паспорт, день рождения (день, когда нашли), игрушки, прививки и личный диван. Благодаря ей мы поняли, что сможем быть хорошими родителями. И завели детей.
Она — наше мохнатое чудо. Без породы. Без бумажек. Без пафоса.
Зато с душой. Настоящей. Как сама жизнь.
