**ЛАДОШКА: ИСТОРИЯ ОДНОЙ НЕЗАПЛАНИРОВАННОЙ СЕМЬИ**
Тем летом я сбежала. Просто взяла чемодан, закрыла дверь и ушла к мужу. Мне было двадцать два. Напоследок мама крикнула мне вдогонку:
— Шалава! И не смей возвращаться, когда притащишь на себе!
Я шагала, сжимая ручку чемодана, и думала: «Забавно, а ведь ты сама мечтала о внуках…» Чемодан, бедный, ни в чём не виноват, но мама пинала его тапком, будто это он оставил её одну.
Мне её искренне жаль. Но жить с ней стало невмоготу. Мечтала сбежать с шестнадцати. И вот — свершилось. Я стала предательницей.
Маме больше некого контролировать, некому читать нотации. Пыталась заменить меня соседями, но те оказались такими же эгоистами — едят, но не слушаются. Хлопают дверьми. Уходят.
Она начала болеть. По-своему — громко, обиженно, с театральными паузами. В ход пошли угрюмые молчания в трубке, брошенные звонки, вечный запах корвалола. Я жила с тяжёлым чувством вины.
И тогда до меня дошло: ей нужно новое «чадо». Объект, который будет её злить, раздражать, воспитывать и дарить ощущение нужности. Вот я и сказала мужу:
— Завтра едем на «Птичку». Кошку маме купим.
Он кивнул. Во рту у него была солянка и оливье, а спорить, когда после студенческих дошираков получаешь нормальную еду, — невозможно. Он благодарно жевал. Я его воспитывала, как мама когда-то меня. Круг замкнулся.
Утром в субботу мы поехали. «Птичка» встретила нас вонью навоза, гомоном, духотой. Меня сразу затошнило. Сначала решила — от голода: я тогда сидела на кефирной диете, как все «разумные» девчонки. Но поняла: дело не в кефире.
Это было отчаяние.
В клетках, ящиках, коробках — продавалось одиночество. Лающее, мяукающее, пищащее. Оно смотрело на меня, умоляло, цеплялось за сетку. Голова закружилась по-настоящему.
Я шла между рядами и думала: «Открыть бы все клетки… закричать: „Бегите! Я их отвлеку!“» Но не стала. Прошла мимо, опустив глаза.
— Поехали, — сказала я мужу.
— Без кошки? — удивился он.
— Ладно, возьмём вот эту, — ткнула пальцем в ближайшую клетку.
Там сидела боевая морда, пятнистая, с взглядом «Ну чё?». Продавец объявил:
— 15 тысяч. Это бенгал.
Я не знала, кто такой бенгал. То ли порода, то ли ругательство — вроде «Да это же трындец!» Мы с мужем только начали зарабатывать. Копили на зимнюю дублёнку. А тут — 15 тысяч за кота. Целая зарплата в одной покупке.
— Берем, — неожиданно сказала я.
— Ты вообще в себе? — вздохнул муж. — Любовь ведь должна быть бескорыстной.
— Но не бесплатной, — парировала я. — У этой же родословная!
Мы поспорили. И тут из-под прилавка выскочил котёнок. Серый, лысоватый, с глазами как блюдца. Вцепился мне в штанину.
— Чей? — спросила я.
— Да никчёмный. Лишайный, бродяга. Выкиньте, если жалко, — пожал плечами продавец.
Муж посмотрел на него и сказал:
— Вот это — тёщин вариант. Выживет везде.
Я взглянула на него. Он кивнул. Мы поняли друг друга без слов.
Котёнок свернулся у меня на руках, смешно поджав лапы. Нелепый, но обаятельный. Без документов, без родословной, но… настоящий.
— Сразу к маме? — спросил муж.
— Нет. Её надо отмыть, вылечить, привести в порядок. А то мамины обои даже она не переживёт.
Дома выяснилось — это кошка. Шустрая, как вихрь. За вечер она порвала колготки, оставила шерсть на свитере мужа, отодрала угол обоев и сделала сальто.
Мы её лечили. Мыли, возили к ветврачу, надели ошейник от блох. И назвали — Лада. Сокращённо — Ладошка. Потому что помещалась на ладони.
Через неделю Лада стала частью дома. Будильник, массажист, комик. Мурчала, как трактор. Спала на спине, раскинув лапы. Пряталась в шкафу и караулила из-под дивана.
Пришло время везти её маме. Я написала: «Жди сюрприз». Стали собираться… но не смогли. Голова болела от этого чёртова кефира. А Ладошка носилась по квартире, гоняясь за солнечным зайчиком. У неё были планы.
— Лови её, — сказал муж, — я в предательстве участвовать не буду.
Мы поехали. Жара липла к лобовому стеклу. Ладошка лежала на спине, тяжело дыша, подставив живот для почёсываний.
— Скажем мамке, что это Сибирская. Злая, — пробурчал муж.
Мне не было смешно. Он понял. Мы молча развернулись и поехали домой.
— Маме другую найдём…
С тех пор Ладошка живёт с нами. Ей уже восемь. У неё есть паспорт, день рождения (дата, когда мы её нашли), игрушки и личный диван. Благодаря ей мы поняли, что можем быть хорошими родителями. И завели детей.
Она — наше чудо. Без родословной. Без понтов.
Но с душой. Настоящей. Как сама жизнь.
