Лампа, что чуть не разрушила семью
— Анюта, Мишаня, кто из вас разбил мою лампу? Это же память о Васеньке! — Марфа Степановна ударила ладонью по старому дубовому столу в гостиной дома Орловых, и пыль взметнулась с потертой скатерти с вышитыми васильками. Дом, построенный еще в пятидесятых, пах смолой, сушеными травами, наваристыми щами и легкой сыростью из чулана. Антикварная лампа с медным основанием, украшенным коваными листьями, и алым абажуром, которую Марфа берегла как последнюю память о покойном муже Василии, лежала на полу — абажур помялся, ножка треснула. Ее седые волосы были собраны в тугой узел, ситцевый сарафан колыхался, а очки в стальной оправе запотели от гнева.
Анюта, пятнадцатилетняя внучка, вскочила с дивана, ее светлые косы растрепались, а клетчатая рубашка задралась, открыв пояс юбки.
— Бабуля, это не я! — воскликнула она, тыкая пальцем в брата. — Это Мишаня, он вечно все задевает, вчера с мячом носился!
Миша, двенадцатилетний парнишка в потертой футболке, отложил свой старенький телефон, где гонял машинки. Его вихры торчали в разные стороны.
— Я?! Анька, да ты врешь! Баб, честно, не трогал! Это она вчера танцевала, как сорока на привязи!
Сергей, сын Марфы, вошел в комнату, пропахший махоркой и соляркой. Его рабочий китель висел на одном плече, а под глазами залегли синие круги от бессонницы.
— Мам, ну что ты как на пожаре? — проворчал он, вешая фуфайку на гвоздь. — Да ладно тебе, старая лампа! Из-за чего шум-то?
Алевтина, его жена, расставляла на столе миски. Ее русые волосы выбились из косы, передник был в муке, а лицо — усталое.
— Сережа, молчи, — прошептала она. — Для мамы это память. Анюта, Мишаня, признавайтесь!
Лампа, валявшаяся на полу, стала не просто сломанной вещью — символом обиды, усталости и непонимания.
К вечеру ссора разгорелась с новой силой. Гостиная, освещенная тусклым светом люстры, гудела от споров. Марфа штопала старый носок, ее спицы стучали. Сергей пил чай из жестяной кружки. Алевтина хлопотала на кухне, где пахло лавровым листом. Анюта уткнулась в книгу, а Миша строил домик из спичек, который тут же рухнул.
— Анюта, я сама видела, как ты крутилась тут вчера! — Марфа сползла очками на нос. — Лампа сама не упала!
Анюта швырнула книгу.
— Бабуль, я не ломала! — голос ее дрожал. — Это Мишка, он мячом по стене лупил!
Миша вскочил, рассыпав спички.
— Да я вообще в углу сидел! Баб, она врет!
Сергей стукнул кружкой по столу.
— Мам, ну хватит! Старая лампа, а из-за нее — как на базаре! Я с ночной смены, а тут…
Алевтина вытерла руки.
— Сережа, это не просто лампа! Это память о твоем отце! Не кричи на детей!
Марфа встала, уронив спицы.
— Память? Эта лампа — все, что у меня осталось от Васеньки! Под ней мы письма читали, когда он с войны вернулся! А вы… старуху заживо хороните!
Анюта заплакала и выбежала из дома, хлопнув дверью.
Утром Алевтина обошла все дворы, спрашивая у соседей. Тетка Дарья, поливавшая герань, покачала головой:
— Видела ее у пруда. Сидит, как пташка подстреленная.
Тем временем Миша нашел Анюту на скамейке в саду.
— Лезь домой, — сказал он, толкнув ее плечом. — Баб не злится. Она просто… по деду скучает.
Анюта утерла слезы рукавом.
— А если опять начнет кричать?
— Ну и что? Ты же крепкая.
К вечеру Павел вернулся с завода. Его напарник, Палыч, хмыкнул:
— Семья — дело житейское, браток. Лампа твоя — починится.
А наутро Миша откопал в чулане старую тетрадь Василия. На первой странице было написано: *«Марфушка, свет мой, лампа наша — как наша любовь. Береги ее»*.
Они собрались все вместе — чинили лампу, штопали абажур, паяли основание. Марфа плакала, читая записи мужа. А когда лампа загорелась вновь, ее свет озарил не только комнату — но и их сердца.
— Знаете, — сказала Марфа, — лампа нас спасла. И Васенька.
Сергей поднял кружку:
— За семью.
И больше лампа не была причиной ссор. Она стала их общим светом.
