**Лампа, которая чуть не развалила семью**
— Света, Ваня, кто из вас разбил мою лампу? Это же память о дяде Аркаше! — Марья Петровна шлёпнула ладонью по дубовому столу в гостиной старого дома Волковых, и с вышитой скатерти поднялось облачко пыли. Дом, построенный ещё при Сталине, пах старым деревом, лавровым листом, только что сваренными щами и лёгкой сыростью из подвала. Антикварная лампа с медным основанием в виде дубовых ветвей и бардовым абажуром, которую Марья берегла как последнюю память о покойном муже Аркадии, лежала на потёртом паркете — абажур помялся, ножка треснула, и из неё торчали провода. Её седые волосы были собраны в тугой узел, клетчатый халат развевался, а очки в стальной оправе запотели от гнева.
Света, пятнадцатилетняя внучка, вскочила с дивана, её русые волосы растрепались, а футболка с надписью «КисиКис» задралась, обнажив пояс джинс. Она тыкнула пальцем в младшего брата.
— Бабуль, это не я! — взвизгнула она. — Это Ваня, он вечно всё роняет, вчера с мячом тут носился!
Ваня, двенадцатилетний сорванец в мятом худи, отложил телефон с танчиками, его белобрысые вихры торчали в разные стороны.
— Я? Светка, ты врёшь! — запищал он. — Баб, честно, я её не трогал! Это Светка вчера тут в инстаграм позировала, прыгала, как кузнечик!
Сергей, сын Марьи, зашёл в гостиную, его спецовка пахла машинным маслом, а под глазами зелёные круги — следы ночной смены.
— Мам, ну что ты орёшь? — проворчал он, вешая куртку на гвоздь. — Да ну её, эту лампу, её уже полвека пора выкинуть!
Ольга, его жена, расставляла тарелки, её хвостик растрепался, а фартук был забрызган щами.
— Серёжа, ну что ты, — вздохнула она. — Лампа же для мамы дорогая, как память. Света, Ваня, ну признавайтесь, кто разбил?
Лампа теперь была не просто вещью — она стала символом всех обид: усталости, недопонимания, детского страха перед окриками.
К вечеру спор разгорелся снова. Гостиная, освещённая люстрой с облезлой позолотой, гудела от голосов. Марья штопала носок, её клубок катился по полу. Сергей пил чай из потрёпанной кружки с надписью «Заводчанин», Ольга возилась на кухне, где пахло укропом и чёрным хлебом. Света уткнулась в учебник, а Ваня строил башню из кубиков, которая тут же рухнула.
— Света, я же видела, как ты тут вчера прыгала! — Марья поправила очки. — Лампа сама не упала!
Света швырнула учебник, её щёки запылали.
— Баб, я танцевала, но лампу не трогала! — крикнула она. — Это Ваня, он с мячом носился!
Ваня вскочил, кубики рассыпались.
— Врёшь! — завопил он. — Я вообще в своей комнате был!
Сергей швырнул газету.
— Мам, ну хватит! — рявкнул он. — Я на заводе вкалываю, а вы тут из-за какого-то хлама скандал закатили!
Ольга вышла, вытирая руки.
— Серёжа, это не хлам! — её голос дрогнул. — Это память мамы.
Марья встала, игла уколола палец.
— Память? — её глаза блестели. — Под этой лампой мы с Аркашей письма читали, свадьбу планировали! А вы… старуху заживо похоронить решили!
Света вскочила, рюкзак свалился.
— Баб, я больше не могу! — она выбежала, хлопнув дверью.
Ваня ахнул, телефон выпал.
— Светка! — закричал он. — Баб, это не я, но я её найду!
Сергей схватил куртку.
— Чёрт, мам, прости… — он выскочил за дочерью.
Марья опустилась в кресло.
— Найди её… — прошептала она.
Лампа лежала на полу, а семья трещала, как её треснувшая ножка.
Назавтра Ольга стучалась к тёте Гале, которая сидела на лавочке с вязаньем.
— Поссорились, — вздохнула Ольга. — Светка сбежала.
Тётя Галя покачала головой.
— Марья у вас добряк, но упряма, как лошадь. Поговори с ней.
А Ваня нашёл Свету у пруда — она ревела в телефон.
— Баб не злится, — сказал он. — Просто скучает.
Света вытерла нос.
— Ладно… но если опять начнёт…
Вечером Марья сидела у окна, разглядывая фото Аркадия в морской форме. Сергей постучал.
— Мам, прости… — он обнял её.
А наутро Ваня раскопал в подвале дедов дневник.
— Баб, смотри! — он вбежал в кухню.
Там было написано: *«Лампа — наш свет. Под ней мы любили, спорили, мирились. Пусть светит вам, дети»*.
Марья заплакала.
— Починим её, — сказала Ольга.
Сергей достал паяльник, Ваня принёс клей, Света сшила новый абажур.
Прошёл месяц. Теперь под лампой они читали дневник Аркадия, смеялись над его проказами, а Света нарисовала его портрет.
— Он бы вами гордился, — сказала Марья.
Сергей поднял кружку.
— За семью.
И лампа больше не разъединяла их — она светила, как их общее сердце.
