Когда электричка притормозила у деревянного перрона забытой богом станции, Надежда Павловна уже стояла на самом краю в легкой ветровке, с холщовой авоськой, которую привычно прижимала к боку. Внутри тяжело перекатывались яблоки, баночка клубничного варенья, стеклянная банка с солёными огурцами и пара ещё теплых пирожков. Всё это, по правде, вряд ли понадобится внуки из города сытые приезжают, с модными рюкзаками, с пакетами из супермаркета, но руки все равно помнили их младенческую потребность накормить, напоить, согреть дома у бабушки.
Скрежетнули рельсы, разом открылись двери вагона, и тут же выскочили на платформу сразу двое: длиннорукий, худой как жердь, Димка и его младшая сестра Олеся, да их громоздкий рюкзак, болтающий за спиной словно отдельный пассажир. Рядом семенила большая серая кошка Маша на привязи, потому что в этот раз Олеся уговорила родителей взять любимицу в деревню.
Бааа! первой заметила бабушку Олеся, замахала худой рукой браслеты из бисера задребезжали, как колокольчики.
Что-то горячее подступило Надежде Павловне к горлу. Она бережно опустила авоську к ногам, чтобы не опрокинуть и не потерять стекло, развела руки, чтоб дети могли броситься к ней.
Какие же вы хотелось сказать «большие», но сдержалась. Сами видят.
Димка шагнул ближе, покачал плечом одной рукой в обнимку, в другой зацепился за рюкзак.
Привет, бабушка!
Почти догнал её по росту, щетина тёмными пятнами на подбородке, майка с английскими буквами, на шею свисают наушники. Надежда Павловна снова пыталась разглядеть в нем того ясноглазого мальчишку, что когда-то бегал по двору во дворе в резиновых сапогах, но взгляд постоянно цеплялся за чужие детали взрослой жизни.
Дедушка у «шестёрочки» ждет, кивает она на стоящую у обочины старую «Ладу». Пошли, пока котлеты не остыли.
Щас сторис сниму, Олеся уже суёт айфон на вытянутой руке, щёлкает платформу, поезд, бабушку. Для инсты!
Слово это пролетело мимо ушей, Надежда Павловна будто уже зимой спрашивала у дочери, что за инста такая, но объяснения давно выветрились, осталась только улыбка Олеси.
По бетонным ступеням они спустились к машине. У старенькой «шестёрки» ждал Иван Сергеевич поджарый, с проседью. Он молча обнял внуков, хлопнул Димку по плечу, Олесю приобнял за плечо, кивнул жене коротко. Его радость даже в молчании угадывается.
Ну что, каникулы? сказал он, бросая взгляд на детей.
Каникулы! протянул Димка и тотчас швырнул рюкзак в багажник.
По узкой дорожке к дому дети замолчали. За окном буслась череда дачных домиков, заросли сирени, за забором мелькнули козы и полосатые собаки. Олеся пару раз листнула туманный экран телефона, Димка усмехнулся чему-то своему Надежда Павловна улавливала взглядом их длинные пальцы, быстро скользящие по черным прямоугольникам.
Пусть, думала она. Главное чтобы по-нашему, по-домашнему. А дальше пусть живут по-современному.
В доме пахло жареными котлетами и укропом. На веранде стоял старый стол клеёнка лимонного цвета, под лавкой тёрлась кошка Маша, беспокойно посматривая на чужаков. На плите шкворчала сковорода, из духовки доносился сладкий запах кулебяки с капустой.
Ого, пир горой! Димка сунул нос на кухню.
Не пир обычный обед, по привычке огрызнулась бабушка, но в тот же миг осеклась. Проходите, только первым делом руки мыть. Там, где умывальник.
Олеся тут же вытащила телефон снова: фотографирует пирожки, тарелки, окно с видом на старую яблоню, кошку Машу, которая, будто смутившись, юркнула за стул.
За столом телефоны не держим, осторожно, но твёрдо сказала Надежда Павловна, когда все сели.
Димка поднял взгляд.
А если надо на звонок ответить?
Потом ответишь, спокойно вступил Иван Сергеевич. Сейчас обед.
Олеся положила телефон экраном вниз. Секунду поколебалась, но поддалась порядку.
Я только пирог начала она.
Сфотографировала уже, мягко перебила бабушка. Сейчас поедим, а потом займёшься выкладкой.
Слово получилось чужое, но силы больше препираться не было. Димка тоже неохотно отодвинул телефон на край стола будто снял защитный шлем.
У нас тут своё расписание, продолжила она, разливая компот из вишни. Обед в час, ужин в семь. Утром встаем не позже девяти. А остальное гуляйте, отдыхайте.
Не позже девяти? хмыкнул Димка. А если ночью кино хочу?
По ночам спят, не отрываясь от тарелки, сказал Иван Сергеевич.
В повисшей паузе что-то чуть дрогнуло; Надежда Павловна торопливо добавила:
Конечно, всё по-человечески. Если солнце высоко, а вы в кровати день ведь мимо пролетит! А у нас тут и речка, и велосипеды, и лес всё рядом.
Я на речку хочу! воскликнула Олеся. И на велике, и фотосессию в саду устроим!
Слово «фотосессия» уже звучало привычно.
Вот и договорились, кивнула бабушка. Но сперва картошку прополоть надо, грядки полить. Не баре же уже, правда?
Ба, мы ж на каникулах! с протестом начал Димка, но дед посмотрел строго.
Каникулы от школы, а помощь по дому всегда в честь.
Димка махнул рукой. Олесе под столом пнула его, и он ухмыльнулся.
После обеда разошлись по комнатам. Надежда Павловна подошла через полчаса: у Олеси на стуле висели футболки и рубашки, в углу стояла косметичка, по окну выстроились лак для ногтей и флакончики. Димка сидел на кровати, склонился над телефоном.
Я тут бельё свежее постелила, тихо сказала бабушка. Если что не так скажите.
Всё нормально, бабуль, пробормотал Димка, не отрываясь от дисплея.
«Нормально» кольнуло в голове теперь у детей всё просто «норм». Она не стала возражать.
Вечером шашлыки жарить будем. Вот как отдохнете на огород выйдете, картошку прополем.
Ладно, медленно выдавил Димка.
Вышла из комнаты, задержалась в коридоре. Из-за двери долетел смех Олеси болтает по видеосвязи. На сердце защемило: дети, кажется, живут в параллельной реальности, совсем рядом, но уже вне её досягаемости.
Справлюсь, подумала она. Главное не давить.
Вечером они втроём стояли в огороде: солнце клонилось за берёзы, земля хранила дневное тепло. Иван Сергеевич объяснял Олесе, где сорняк, а где морковь.
Это выдёргивай, а это оставь, терпеливо объяснял.
А если перепутаю? проворчала Олеся, присев на корточки.
Не переживай, не совхоз у нас, улыбнулась бабушка.
Димка топтался в стороне, покосился в окно голубой свет указывал на оставленный монитор.
Телефон-то не потеряешь? спросил Иван Сергеевич.
В комнате оставил, буркнул внук.
Почему-то это порадовало Надежду Павловну больше любого обеда.
Дальше дни потекли спокойно: утром бабушка будила детей лёгким стуком, они ворчали, но к девяти все равно появлялись на кухне. После завтрака небольшая помощь по дому, потом Олеся исчезала с Машей в саду, устраивала фотосессии с яблоками, выкладывала сторис, Димка слушал музыку или читал, иногда уезжал на велосипеде.
За столом телефоны лежали отдельно, ночью в доме царила тишина. Только на третью ночь Надежда Павловна проснулась от едва слышного смеха. На часах половина первого.
Терпеть или идти? подумала.
Смех снова повторился, затем короткий писк аудиосообщения. Накинула халат, постучала.
Дим, не спишь?
Тишина.
Сейчас, прошептал за дверью он.
Дверь приоткрылась: глаза красные, волосы торчат, телефон в руке.
Чего не спишь? ровно спросила бабушка.
Да кино смотрю.
В час ночи?
Мы с ребятами договорились, чатимся.
Вообразила себе: по квартирам, во дворах, сидят парни, девчонки и вместе обсуждают фильм, каждый в своей норке.
Давай так: до двенадцати сиди бог с тобой. После спать. Голос вышел мягкий.
Но у всех же
А ты у нас сейчас, у нас порядок такой.
Помолчал, почесал затылок.
До двенадцати, согласился.
Дверь закрывай, лампа мешает, напомнила.
Возвращаясь в постель, думала: может, надо было строже. А что-то мешает время другое.
От мелочей начали расти и ссоры. В один знойный день попросила Димку помочь деду доски перетаскивать.
Сейчас, буркнул, уткнувшись в телефон.
Через десять минут дед сам таскал доски, а внук по-прежнему сидел на веранде.
Димка! позвала уже сурово. Дед один работает.
Я сейчас допишу! раздражённый взгляд.
Кому это ты без конца пишешь? взорвалось в ней.
Это важно! У нас командная игра, турнир. Если я уйду подвожу всю команду!
Уже собиралась отчитать, как вдруг услышала дрогнуло что-то в голосе. Решила иначе.
Сколько осталось?
Минут пятнадцатьдвадцать.
Через двадцать минут выходишь помогать договорились?
Кивнул. Через двадцать минут сам вышел, обувая кроссовки.
Такие маленькие сделки держали равновесие. Пока однажды всё не оборвалось.
Середина июля, решают, кто с кем на рынок поедет. Иван Сергеевич просит Димку помочь с покупками сумки тяжёлые, приносить неудобно.
Я не могу, крутит головой Димка.
Это ещё почему?
Договорились с ребятами из соседнего посёлка фестиваль там, музыка, уличная еда Я вам говорил.
Не помнила она, чтобы говорил. Может, мельком.
В какой деревне?
В нашу, электричкой минут двадцать.
Дед хмыкнул.
Маршрут помнишь?
Конечно. И мне уже шестнадцать.
Это «мне шестнадцать» прозвучало как вызов.
Мы с твоими родителями договаривались: никуда один.
Я не один, с ребятами.
Тем более
Сгустилась атмосфера: Олеся молча отодвинула тарелку.
Давайте так! попыталась найти компромисс бабушка. Я с Олесей останусь, варенье закрутим, а Димка пусть с дедом.
Мне нужна помощница, кисло отозвался Иван Сергеевич.
Я могу! неожиданно сказала Олеся.
Нет, ты с бабушкой, автоматически ответил он.
Я одна заморожу, примирительно вмешалась Надежда Павловна.
Дед укоризненно взглянул: мол, кто у нас тут самый свободный
Я вам уже надоел, да? выпалил Димка. Можно я сам хоть что-нибудь решу?
После этих слов пришла тяжёлая пауза. Бабушка хотела сказать: «Я тебя понимаю!», но голос вышел чужим:
Пока у нас живёшь по нашим правилам.
Он резко встал.
Я не поеду никуда, сказал и хлопнул дверью.
В комнате наверху бухнул рюкзак, послышался глухой удар о кровать.
Вечер прошёл напряженно. Олеся безуспешно шутила, дед молча читал газету, бабушка мыла посуду, чувствуя себя чужой. Фраза «по нашим правилам» стучала в висках.
Ничего не обычного ночью: только полная, тяжкая тишина, как перед грозой. У Димки в комнате не светилось.
Может, хоть выспится, подумала.
Утром без четверти девять. Олеся уже завтракала, дед пил чай, слушал радио.
А Димка?
Спит.
Поднялась наверх: дверь открыта, кровать аккуратно застелена, зарядка на месте телефона нет.
Его нет, сообщила, спускаясь.
Как нет?
Везде смотрела.
Может, с ребятами на улице?
Обыскали двор, сарай, огород. Велосипед стоит на месте.
Электричка ушла в восемь сорок, хмуро сказал Иван Сергеевич, глядя вдоль дороги.
Бабушка похолодела.
Может, ушёл встречать кого или
Он никого тут не знает, твёрдо заметил дед.
Олеся стала писать ему в мессенджер.
Сообщение не прочитал одна галочка.
Бабушка не знала, что значит эта галочка, по лицу внучки поняла: не к добру.
Что делать? спросила у деда.
Я на станцию, быстро сказал он. Вдруг что узнаю. Сиди здесь, вдруг объявится.
Когда мотор машины стих за воротами, Надежда Павловна осталась в пустом доме с комком в груди. Перед глазами мелькали картины: стоит на платформе, едет куда-то один, теряет телефон
Только спокойно. Он взрослый, не пропадёт.
Прошло полтора часа. Олеся беспокойно щёлкала телефон. Нет новостей.
Вернулся дед, усталый, озабоченный.
Ни на станции, ни у вокзала не видели.
Может, сам поехал в город, тихо сказала бабушка.
Денег у него нет, возразил дед.
Всё на карте, вставила Олеся.
Для старших деньги наличка, у детей все в облаке.
Может, позвонить отцу?
Позвони, сухо настаивал Иван Сергеевич.
Разговор давался тяжело: сын возмущался, почему не уследили. После Надежда Павловна села на табурет и прикрыла лицо ладонями.
Ба, осторожно заговорила Олеся, он не пропал, правда. Он просто обиделся.
Обиделся и ушёл, печально отозвалась бабушка. Как будто мы враги
День тянулся бесконечно. Дела шли через силу, варенье не вязалось, руки не слушались.
Когда солнце клонилось за огород, ворота тихо скрипнули. В проёме появился Димка: мятую футболку, пыльные джинсы.
Привет, сказал он тихо.
Бабушка встала, в груди щемило. Хотелось броситься обнимать, но остановила себя.
Где был?
В городе. Восемь остановок на электричке. На фестивале.
Один?
С ребятами из соседнего села.
Вышел дед, смял обтертые ладони.
Ты думаешь, мы не переживали? хотел сказать, но голос дрожал.
Я пытался писать, торопливо оправдывался Димка. Связь пропала, телефон сел.
Олеся показала свой телефон:
Я писала, сообщения не доходили
Я забыл зарядку дома, виновато пожал плечами Димка.
Ты не спросил, а просто ушёл, резюмировал дед.
Долгая пауза вновь повисла теперь в ней было больше усталости, чем злости.
Иди ешь, тихо сказала бабушка. Домой вернулся порядок знаешь.
Он быстро поел, жадно, потом сел на веранду. За спиной тёплый воздух вечер, за забором лает собака, на ступеньках трётся кошка Маша.
Слушай, начал дед. Ты свободы хочешь понятно. Но мы отвечаем за тебя. Как бы тебе ни хотелось иначе уйти без слова не дело.
Димка опустил глаза.
Если хочешь куда-то, заранее предупреждай, строго сказал дед. Обсудим, как добраться, куда вернуться, кто встречать. Договоримся поедешь. Не договоримся извиняй.
А если не отпустите?
Тогда оставайся и злись, ласково сказала бабушка. А я буду ругаться, но брать тебя на рынок.
Он рассмеялся устало, но искренне.
Я не хотел, чтобы вы переживали Просто хотелось самому решить.
Самому это не значит молча, подытожила бабушка.
Потом обсудили ещё одно правило: если телефон садится ищи где зарядить и сразу пиши.
Буду, коротко согласился он.
Олеся кивнула.
Фотки хоть остались?
Телефон сел
Вот, ни историй, ни доказательств, вздохнула она.
Важно было не то.
После этого жизнь чуть сдвинулась. Правила повесили на холодильник: подъем до десяти утра, два часа помощи по дому, гулять предупреждать, телефоны во время обеда не трогать. Подписались все даже дед.
Как в лагере, усмехнулся Димка.
Только лагерь семейный, ответила бабушка.
Олеся внесла встречное: «Не стучите мне в комнату каждые пять минут и не заходите без спроса».
Димка поддержал внесли в листок. Дед ворчал, но подписал.
Стали появляться новые ритуалы: совместно готовили ужин, играли в настольную лото дед с упоением выигрывал, хотя клялся, что не умеет. Телефоны забывались в другой комнате.
В огороде каждая грядка обрела хозяина: у Олеси клубника, у Димки морковь. Хочешь поливай, не хочешь не жалуйся потом. В конце лета у Олеси полная корзина, у Димки две морковки и одна кривая.
Смеялись долго.
Не моя тема морковка, сказал он, и все засмеялись.
Приближался конец лета. В доме был свой ритм: утром завтракали вместе, днём расходились, вечером снова собирались. Иногда споры о музыке, о посуде, о соли в супе. Но конфликты больше не походили на войну скорее, на семейную притирку.
В последний вечер бабушка испекла яблочный пирог. Дети собирали рюкзаки, кошка Маша нервничала в ящике переноски. Олеся поставила телефон на скамейку, включила автоспуск.
Бабушка в середину! руководила. Дедушка справа, Димка слева.
Встали рядом, немного неловко. Димка легко опёрся плечом о бабушку, Олеся обняла их, Иван Сергеевич кивнул. Щёлкнул затвор, потом ещё раз.
Вот, идеально! засмеялась Олеся и показала снимок. На нем все выглядели немного смешно, по-домашнему по-смешному. Но было общее: плечо к плечу, семья.
Дашь мне эту фотографию? спросила бабушка.
Перешлю, когда приеду, улыбнулась Олеся.
Как я её распечатаю? растерялась бабушка.
Привезём осенью, вмешался Димка.
Стало спокойно.
Поздно вечером, уже засыпая, Надежда Павловна вышла на крыльцо. Небо над деревней тёмное, пахнет яблоками и свежестью. Иван Сергеевич сел рядом на ступеньку.
Завтра опять дети уедут, сказал он.
Уедут
Помолчали.
Видишь, пережили, вздохнул дед.
Да, улыбнулась она. И, наверное, что-то поняли.
Это кто ещё кого научил, усмехнулся он.
Она опёрлась на его плечо. В окнах тьма только маленькая лампочка горит у холодильника, где висит листок с правилами. На следующее лето, вдруг подумала Надежда Павловна, они перепишут его. Не правила важны. Главное что можно вновь и вновь учиться идти навстречу друг другу.
Она погасила свет и ощутила, как дом живёт, дышит, принимает в себя всё прожитое за лето чтобы стало местом, где хочется возвращаться.
