Туман, как белый платок, скользил по водной глади. Нина Ивановна сидела на крыльце дачного домика под Сокольниками, вглядываясь в молочно-голубой рассвет. Рассветный покой, аромат свежей копоти от соседского костра и первые солнечные зайчики на траве — вот как начиналось лето в глазах семьи Смирновых. Но этот рассвет, восьмидесятилетним глазам Нины Ивановны, казался оловянным — потому что в этом году дача уезжала, как шиномонтажка с летнего хабара.
— Мамуля, ты опять не спала? — раздался голос внучки, Нади, в плохо усвоенном цыганском мажоре. Девка-подросток зевала, как Кощей в предрассветный час.
— За красоту не спится, — ответила бабушка, не оборачиваясь. — Иди сюда, посмотри, как утра борются с туманом.
Надя сел рядом, уткнувшись в бабушкину спину. В четырнадцать лет она, как водится, любила спать допоздна, особенно теперь, когда лето сжимало время. Но дачные деньги, как и сказки о вечной любви, не убивали реальность.
— Мамуля, может, все-таки не продавай дачу? — попыталась разымкнуть бабушкины пальцы урна с воспоминаниями.
— Дочка моя, ты же сама видишь, — Нина постучала себя по лопатке, — кости не детские стали. Где мне стекляшки разгружать, грядки опрыскивать? Дача-то заросла, как бабушкин архив: плесень, паутина и грязь.
— Но мы же с папой… — вступила Надя.
— Твои родители — как вороны. Даже в отпуск поклевывают из-за планшетов. Помнишь, как папа весной забор окрашивал? — усмехнулась бабушка. — После этого месяц подколодник выгонял. А мама и вовсе до свадьбы не выбралась.
— Папа в прошлом году… — попыталась Надя.
— Красил, — прервала бабушка. — А потом три дня с палкой в руках проповедовал: «С собой работать — душу морила!»
— Но…
— Никаких «но», — уверила Нина Ивановна. — Это последнее лето. Вот и знай. Каждый день — как ласточка: быстро, ярко, чтобы потом вспоминать, как бабушкин чай с медом.
Пока Надя слушала, бабушка встала, направляясь к кухне. В кастрюле уже гремел чайник. Позавтракав, отправились встречать кузину Наташку и ее мужа Анатолия.
К полудню в доме запахло соленым салом и огородной тоской.
— Нинычка, привезли! — закричал мужчина в ушанке, разгружая коробки с рассадой. — Три сорта томатов, как просила!
— А зачем ей рассада? — вздохнула Наташка, закатывая глаза.
— А разве не время ладить с землей? — ухмыльнулась Нина.
— Не время, — буркнула Наташка, — а учебный год. Скоро занятия. Русский язык, литература…
— Вот и привези. На закрепление знаний.
Пока взрослые настроились на дачный лад, Надя с философской озабоченностью осматривала участок. Старое дерево, где-то с щербом коры, — она вспомнила, как три года назад сломала ногу, прыгая с высоты. Кусты смородины, в которых спрятались с кузеном Васькой, чтобы бабушка не узнала, что съели все ягоды. Терраса, которую запретили переходить из-за темных пятен на полу — покосившиеся кривые воспоминания.
— Эй, лете, — окликнула Надку Наташка. — Иди картошку плакать, а не смотреть в небо.
В обеденном зале говорили о соседях, увольненных по причине «непроф» и о том, как Надкин папа сварил суп из морковки с луком, а Нина Ивановна рассказала, как впервые приехала на этот участок.
— Раньше тут был заросший лес по пояс, — объясняла бабушка, нарезая огурцы. — Муж мой, Иван, как говорил: «Нина, здесь посадишь грядки, там — яблони, а у речки — беседку. Как в сказке».
— Беседка так и не появилась, — вставил Анатолий.
— Успеем, — вздохнула Нина. — Вроде времени в избытке… пока Ивана не стало. Теперь-то… дача тоже уходит.
Все замолчали, как будто страхуются речной лодки.
— Так кто покупатель? — спросила Наташка.
— Молодая пара — программист и уралец. Очень это место хотят. Планы строят: детский уголок, гараж… — Нина улыбнулась, вспоминая. — Даже проект пристройки привезли.
После обеда мужчины зачищали крыльцо, а женщины — варили варенье.
— И куда ты столько банок хочешь? — спросила Наташка.
— Раздарю, — ответила Нина. — Каждый вкусит дачный соус…
— А может, не продавать? Мы бы скинулись…
— Наташенька, — прервала бабушка, — это старый поворот. Я тоже хотела… но прошлое не вడерешь в будущее. Здесь тридцать лет моя душа. Теперь пусть тут будет душа новая.
Вечером встали шашлыки. Скамейки выстроились как мост к реке воспоминаний.
— Дача без шашлыков — не дача, — провозгласил Надкин папа, открывая бутылку.
— За бабушку, — поднял бокал Анатолий. — За человека, который создала это место!
— За Нину, — подхватила Наташка.
В разговорах смешивались морковки с рассказами о войне, о том, как Нина в детстве вытащила яблоко из муравейника.
— А вы знаете, что до нас тут жили? — спросила Нина.
— Гадюки, — махнул Анатолий.
— Нет, бывало, — усмехнулась Нина. — Была семья лесника. Троих детей, большой дом… потом война, потом пролетарий-фронтовик, потом пустота.
— И зачем нам это? — спросил Анатолий.
— Потому что место должно быть живым. Рассказываю — чтобы дача стала легендой…
Ночь потихоньку залезла в дом, как старый гвоздь в затылочную доску.
— Предлагаю полежать на одеяле и считать звезды, — сказала Надя.
— Роса, — засмеялась Наташка.
— Нет, — улыбнулась Нина. — Идемте, покажу вам сокровище.
В подвале, под слоем пыли и тайн, она достала гамак.
— Говорю же, давно хотела… — провела руки между березами.
Надя лежала в гамаке, смотря на небо.
— Звездой попрошу, чтобы новые хозяева…
— О чем? — спросила бабушка.
— Чтобы любили это место…
Наутро из участка уехали гости, оставив пустоту, как после пирожного. Надя с бабушкой остались.
— Нашли альбом! — закричала Надя, копаясь в чердаке.
—— Какие счастливые лица, — улыбнулась Нина. — Это твой папа с мамой, еще дети.
— Как романтично! — воскликнула Надя. — А у меня…
— У тебя будут свои воспоминания, — сказала Нина. — Может, лучше этих.
— Сомневаюсь.
Пока вордовали страницы, Надя нашла старую шкатулку у фундамента дома. Внутри — письмо лесника:
«Дорогая Анна, если я не вернусь…»
— Это он писал маме, — сказала Нина. — Но так и не успел отправить.
— Он бы хотел, чтобы…
— Не знаю. Но пусть новая семья знает.
В августе, когда солнце жгло как русский пламенный роман, продажа подписалась.
— Завтра покупатели… — сообщила Нина за ужином.
— Так скоро? — Надя убрала глаза.
— Время — как дерево. Растет, ветвится… Но ветер не ждет.
В последнюю ночь Надя сидела на крыльце, слушая кузнечиков.
— Не спится? — спросила бабушка.
— Хочу запомнить каждый звук, — ответила Надя.
— Я тоже, — сказала Нина. — Но новый путь — тоже жизнь.
На утро приехали покупатели. Молодая пара с ребенком.
— Мы ваши потомки, — улыбнулась женщина, вытирая руки о халат.
— Берегите это место, — сказала Нина. — Здесь живут воспоминания.
— Принесу вам тараньку… — пообещал мужик.
После подписания документов, Нина прощалась с каждым кустом. Надя плакала.
— Бабуля, куда ты уходишь? — спросила девочка, когда они уселись в машину.
— На Байкал. В давно мечтала.
— Но тебе… — разинулась Надя.
— Семьдесят восемь, — засмеялась Нина. — А что? Самое время учиться водить самолет. Возьми с собой.
Надка распахнула глаза.
— Ты… я?
— Я уже договорилась с родителями.
Машина тронулась. Пустая дача осталась позади, но в сердцах уезжали не расстановка, а новая поимка. Потому что дом — это не стены, а воспоминания, любовь, люди. И пока они вместе, они дома. Везде.