Либо помогают, либо я всё продаю и ухожу в дом престарелых.

Мои дети забыли обо мне, будто я никогда не существовала. Я сказала им прямо: либо помогайте, либо продам всё и уеду в дом престарелых.

Я устала. Устала до дрожи в коленях, до ощущения, будто сердце вот-вот разорвётся. Мои взрослые дети ведут себя так, будто я уже умерла. Я отдала им всё — годы, здоровье, последние рубли, чтобы они учились, ездили, жили лучше. А они даже не звонят, не спрашивают, как я. Я поставила условие: или они начнут заботиться обо мне, или я продам квартиры, дачу и уеду в частный пансионат. Там будет чисто, спокойно, и никто не станет смотреть на меня, будто я лишняя.

Мы с покойным мужем жили ради детей. Никогда не жалели ничего — ни сил, ни денег. Лучшие школы, репетиторы, институты, даже поездки за границу — всё было им. Я думала, мы строим крепкую семью. Может, переборщили с заботой? Но разве можно любить вполсилы?

Когда Наташа вышла замуж и забеременела, муж не проснулся однажды утром. Сердце. Я едва не сошла с ума от горя, но держалась — внуку нужна была бабушка. Я отдала дочери квартиру, которую получила от родителей. А когда женился сын Дмитрий, отписала ему двушку свекрови. Документы я не спешила оформлять — хотела посмотреть, как они себя поведут.

Я работала до 74 лет, хотя могла давно сидеть дома. Но всё тянула: то внуки, то ремонт, то срочные нужды детей. А потом сломалась. Ноги не держат, спина болит. А помощи — ноль.

Внук пошёл в школу, у сына родился второй. Первого я нянчила с пелёнок, а второго даже не видела. Никто не приглашал, не спрашивал: «Мама, тебе помочь?» А мне было нужно. Звонила — в ответ: «Не сейчас», «Мы заняты», «Потом».

Виделась с ними только на Новый год. Остальное время — пустота. Пока однажды не рухнула на кухне и не смогла встать. Лежала на кафеле, пока соседка тётя Галя не зашла за солью. Скорая, больница. Пять дней — ни звонка, ни визита. На мои просьбы забрать, Наташа буркнула: «Вызови такси».

Выписавшись, я пошла в соцзащиту. Узнала про пансионаты, цены, условия. Я не хочу умирать в одиночестве, где обо мне вспоминают раз в год.

Когда дети наконец пришли, я сказала: если не изменитесь — продам всё. Денег хватит на годы спокойной старости. А вы живите, как хотите.

— Это шантаж! — закричала Наташа. — У нас ипотека, дети, кредиты, а ты только о себе!

Да, о себе. Потому что обо мне больше никто не думает. Я просила не золотые горы — просто чтоб кто-то пришёл, помог, спросил: «Как ты?» Вы заняты? Я тоже была занята. Но для вас всегда находила время.

Дочь надула губы, сын ушёл, хлопнув дверью. Прошла неделя — тишина. Но в этой тишине — ответ. Им не нужна я. Нужны только мои квадратные метры. А если их не будет — я им и не мать.

Я ещё не решила, что делать. Может, уеду. Может, найду место, где старуху зовут по имени, а не «предками». Теперь я знаю точно: родить — не значит обрести родных. Особенно когда ты становишься для них обузой.

Rate article
Либо помогают, либо я всё продаю и ухожу в дом престарелых.