**Дневник Анисьи.**
Всё село знало Прохора — и никто его не любил. Характер — хоть святых выноси. Жена его, Любаша, тихая, покорная, но несчастливая: детей Бог не дал. Двенадцать лет прожили — а в доме всё так же пусто.
И вдруг — словно гром с небес: Любаша умерла. Мать догадывалась, что дочь хворает, но та молчала.
— Дочка, что-то ты бледная, — вздыхала мать, когда Любаша заглядывала.
— Ничего, матушка. Слабость, голова кружится — отлежусь.
А Прохору жаловаться боялась. Он бабьи стоны терпеть не мог.
— Нечего ныть! Вечно у вас то лапы ломит, то хвост отваливается! Ленивая — вот и прикидываешься! — рычал он.
После похорон прошёл год. Жить одному — не сахар, хоть Прохор и привык быть, как медведь в берлоге. Присматривался к девкам.
— Бездетную взять надо, — размышлял. — Чужих сопляков мне не надо. Да где таких найдёшь? Все бабы моих лет — с приплодом. Молодую бы… да кто за такого козла пойдёт?
Выбор пал на Анисью — тихую, работящую, серую мышку. Как-то подкараулил её у калитки:
— Аниська, иди сюда!
Девушка подошла, глаза в землю.
— Здравствуйте, Прохор Петрович.
— Слушай, замуж за меня не хочешь? Хозяйство крепкое, жить будем — не тужить. Детей нарожаем — наследников мне надо.
Анисья зарделась:
— С матушкой посоветуюсь…
— Ладно. Вечером зайду.
Дома Анисья выпалила:
— Мам, замуж выхожу!
— За кого?!
— За Прохора…
Мать ахнула:
— Дитятко, да он же старше, да характер — хоть топор вешай! Говорят, первую жену загнал — то ли работой, то ли криком…
— Мам, небось сплетни. А кто ещё возьмёт? Годы-то идут…
Вышла Анисья за Прохора. Село гудело: кто жалел, кто злорадствовал.
— Деспот, — шептала мать, когда дочь тайком пробиралась к ней. — Уйди от него!
— Ничего, матушка. Терплю. Молюсь.
Анисья родила двух сыновей. Прохор их то ли любил, то ли терпел — орал без передышки.
— От батьки подальше, — учила мать. — Под горячую руку не попадайтесь.
Мальчишки смекнули — скитались целыми днями.
— Куда шляетесь, дармоеды?! — вопил Прохор. — Это ты их распустила!
Анисья молчала. Хозяйство на ней, дети на ней, а муж всё чаще брался за бутылку.
Соседи качали головами:
— Как она с ним живёт?
Сыновья выросли, уехали в город. Навещали редко — только к бабке.
— Мам, женимся — заберём тебя.
— Нет, сынки. Доля моя тут.
Прохор бушевал пуще прежнего:
— Надоели все! Хоть бы полежать в тишине!
— Ложись, — вздыхала Анисья. — Только не ори.
Однажды утром она зашла в спальню — муж лежал на полу, мычал. Врачи развели руками:
— Инсульт. Уход нужен.
Привезла домой, уложила.
— Мечтал о покое — вот он. Лежи теперь.
Мать крестилась:
— Бойся своих желаний… Дочка, как же ты?
— Ничего, матушка. Терплю.
Полтора года Прохор лежал, как полено. Потом тихо умер.
Сыновья вернулись, забрали Анисью к себе. Внуки радовали. О Прохоре не вспоминали. Только иногда, глядя на закат, Анисья думала: «Сколько крику было… а теперь — тишина».
Жизнь текла спокойно. Будто и не было ничего.
