Я стояла посреди гостиной, с билетом на отдых в сумке. Глаза Антона покраснели от злости, а его голос отражался от стен, словно эхо. Я чувствовала, как все годы лишений, все мечты, похороненные под грузом ипотеки, все несбывшиеся обещания копились во мне, как волна, готовая накрыть с головой.
Антон, тихо сказала я, почти умоляя, помнишь, когда мы подписывали кредитный договор? Ты говорил, что мы команда, что пройдём через всё, что будем бороться за наше будущее. Я это сделала. Тащила на себе этот груз. Семь лет! А теперь, когда мы наконец могли бы вздохнуть свободно ты говоришь, что ванная твоей мамы важнее моей души?
Муж резко отвернулся, избегая моего взгляда.
Ты не понимаешь, Аня. Это же мама. Если не мы, то кто ей поможет?
А я для тебя кто?! вырвалось у меня, впервые по-настоящему громко. Разве я не твоя семья? Я, женщина, которая платила каждый взнос, отказывала себе в одежде, отпуске, встречах с друзьями, только чтобы мы справились? Твоя мама уже прожила свою жизнь. А я всё ещё жду своей!
Антон замолчал. Он разрывался между двумя преданностями.
Следующие дни прошли в тяжёлом молчании. Маргарита Петровна звонила каждый день, спрашивая, когда начнётся ремонт. Антон отвечал уклончиво или вовсе избегал разговоров. В квартире между нами росла невидимая ледяная стена. Я спала, отвернувшись, а он проводил вечера, бесцельно листая телефон.
Но у меня уже был план.
Одним утром я собрала чемодан. Два летних платья, купальник, который так ни разу и не надела, сандалии и паспорт. На тумбочке оставила короткую записку:
«Антон, я семь лет мечтала о море. Еду, хочешь ты этого или нет. Тебе решать быть рядом со мной или остаться. Выбор за тобой. А.»
Захлопнула за собой дверь, не оглядываясь.
В самолёте, с билетом в Сочи в сумке, я почувствовала, как с плеч спадает часть груза, который тащила столько лет. Смотрела в иллюминатор на облака и вспоминала детство, когда ездила с родителями на Чёрное море. Помнила запах соли, шум волн, горячий песок под ногами. Впервые за долгое время во мне затеплилась надежда.
В отеле я села на балкон и уставилась на ослепительную синеву моря. Сердце билось быстрее, будто я возвращала себе жизнь. Вечером спустилась на пляж, позволила волнам омывать ступни и заплакала не от грусти, а от облегчения.
Антон, оставшись один, нашёл записку. Перечитывал её снова и снова, каждое слово жгло ему сознание. Он представлял меня на пляже, с блестящими глазами и улыбкой, которой не видел годами. И тогда его осенило: он украл у меня лучшие годы, а теперь мог потерять навсегда.
Тем же вечером, когда Маргарита Петровна позвонила вновь, он холодно сказал:
Мама, ванная подождёт. Аня нет.
Впервые пожилая женщина не нашлась, что ответить.
Три дня спустя Антон вышел в аэропорту Адлера. Искал меня на пляже, на улочках, заставленных цветами, в ресторане отеля. Наконец увидел сидела одна за столиком с бокалом белого вина.
Аня, прошептал он, сдавленно. Я приехал.
Я долго смотрела на него без слов. В глазах стояла обида, усталость, но и тень тоски.
Не знаю, Антон, медленно сказала я. Не знаю, есть ли у меня силы верить в нас.
Клянусь, на этот раз я буду на твоей стороне, ответил он. Не хочу больше заставлять тебя выбирать между нами и мамой. У неё была своя жизнь. Ты моя жизнь теперь.
Простые слова, но они тронули до глубины души. Я позволила ему сесть рядом. Это было не полное прощение, но начало.
Тот отпуск оказался не просто о море, пляже и солнце. Он был о возвращении себя. Я часами плавала, смеялась, как в юности, с аппетитом ела морепродукты. Антон смотрел на меня, будто заново узнавал женщину, в которую когда-то влюбился.
В последний день, лёжа на шезлонгах, я сказала:
Если ты хочешь, чтобы мы шли дальше, Антон, нам придётся научиться жить для себя. Мы не можем вечно быть рабами чужих нужд.
Он кивнул. Понимал будет нелегко, но осознал, чем действительно рисковал.
После возвращения Маргарита Петровна снова попыталась настаивать на ремонте. На этот раз Антон твёрдо ответил:
Мама, поможем, сколько сможем. Но всю твою жизнь мы на себя не возьмём. У нас с Аней тоже должна быть своя жизнь.
Я смотрела на него с удивлением и облегчением. Впервые за долгое время не чувствовала себя одинокой в этой борьбе.
Последующие годы стали другими. Не идеальными, но другими. Каждое лето мы с Антоном уезжали к морю, пусть даже на несколько дней. Я позволяла себе маленькие радости: новое платье, духи, ужин при свечах. И всякий раз, вспоминая семь лет лишений, думала оно того стоило. Потому что теперь я умела бороться за свои мечты.
Ведь настоящая свобода начинается не тогда, когда выплачиваешь последний платёж в банке. А тогда, когда можешь сказать «нет» тем, кто хочет отнять твою душу.
