Людмила стояла посреди гостиной, с билетом на отдых в сумке. Глаза Виктора покраснели от злости, а его голос разносился по стенам, как эхо. Женщина чувствовала, как все годы лишений, все мечты, погребённые под грузом кредита, и все несбывшиеся обещания поднимались в ней, словно волна, готовая накрыть с головой.
Виктор, прошептала она почти умоляюще, помнишь, как мы подписывали кредитный договор? Ты сказал, что мы будем командой, что выстоим вместе, что будем бороться за наше будущее. Я боролась. Тащила этот груз. Семь лет! А теперь, когда мы наконец могли бы вздохнуть свободно ты говоришь мне, что ванная твоей матери важнее моей души?
Муж резко отвернулся, избегая её взгляда.
Ты не понимаешь, Люда. Это же мама. Если не мы ей поможем, то кто?
А я кто?! впервые за долгое время голос её дрогнул от гнева. Разве я не твоя семья? Я, женщина, которая платила каждый взнос, отказывала себе в платьях, в отдыхе, в встречах с подругами, только чтобы мы справились? Твоя мать прожила свою жизнь. А я всё ещё жду свою!
Виктор замолчал. Он разрывался между двумя долгами.
Следующие дни прошли в тяжёлом молчании. Тамара звонила каждый день, спрашивая, когда же начнётся ремонт. Виктор отвечал уклончиво или вовсе избегал разговоров. В квартире между ним и Людмилой вырастала невидимая, холодная стена. Она спала, отвернувшись, он проводил вечера с телефоном в руках, бесцельно листая новости.
Но у Людмилы уже был план.
Однажды утром она собрала чемодан. Два летних платья, купальник, который так ни разу и не надела, сандалии и паспорт. На тумбочке оставила короткую записку:
«Виктор, семь лет я мечтала о море. Еду, хочешь ты этого или нет. Решай сам: быть со мной или остаться. Выбор за тобой. Л.»
За дверь вышла, не оглядываясь.
В самолёте, с билетом в Сочи в сумке, она почувствовала, как с плеч спадает часть тяжести, что тащила столько лет. Смотрела в иллюминатор на облака и вспоминала детство, когда ездила с родителями на Чёрное море. Помнила запах соли, шум прибоя, горячий песок под босыми ногами. Впервые за долгое время в сердце шевельнулась надежда.
В отеле она села на балкон и уставилась в насыщенную синеву моря. Сердце билось чаще, будто возвращалась к жизни. Вечером спустилась на пляж, позволила волнам омывать ступни и заплакала не от горя, а от облегчения.
Виктор, оставшись один, нашёл записку. Перечитывал её снова и снова, каждое слово жгло ему душу. Представлял Людмилу на берегу, с блестящими глазами и улыбкой, которой не видел уже годы. Тогда его осенило: он украл у неё лучшие годы, а теперь мог потерять её навсегда.
Тем же вечером, когда Тамара снова позвонила, он холодно сказал:
Мама, ванная подождёт. Люда нет.
Впервые пожилая женщина не нашлась, что ответить.
Через три дня Виктор вышел из такси у гостиницы в Адлере. Искал её на пляже, на улочках, утопающих в зелени, в ресторане отеля. Наконец увидел сидела одна за столиком, с бокалом белого вина.
Люда прошептал он сдавленно. Я приехал.
Она долго смотрела на него без слов. В глазах стояли усталость, обида, но и тень тоски.
Не знаю, Виктор, медленно проговорила она. Не знаю, есть ли у меня силы верить нам снова.
Клянусь, теперь я буду на твоей стороне, ответил он. Не заставлю тебя больше выбирать между нами и матерью. Она прожила свою жизнь. Ты моя жизнь сейчас.
Простые слова, но они проникли глубоко. Разрешила ему сесть рядом. Это было не прощенье, но начало.
Тот отдых был не только про море, солнце и пляж. Он был про возвращение к себе. Людмила часами плавала, смеялась, как в юности, с аппетитом ела рыбу и мидии. Виктор смотрел на неё, будто вновь открывал женщину, в которую когда-то влюбился.
В последний день, лёжа на шезлонгах, Людмила сказала:
Если хочешь, чтобы мы шли дальше, Виктор, надо научиться жить для себя. Нельзя вечно быть рабами чужих нужд.
Он кивнул. Понимал: будет нелегко, но осознал, чем рисковал.
По возвращении Тамара снова завела речь о ремонте. На этот раз Виктор твёрдо ответил:
Мама, поможем, сколько сможем. Но всю твою жизнь мы на себя не возьмём. Мы с Людой тоже должны жить для себя.
Людмила смотрела на него с удивлением и облегчением. Впервые за долгое время не чувствовала себя одинокой в этой борьбе.
Следующие годы были другими. Не идеальными, но другими. Каждое лето они уезжали к морю, хоть на несколько дней. Людмила позволяла себе маленькие радости: новое платье, духи, ужин при свечах. И каждый раз, вспоминая семь лет лишений, думала: оно того стоило ведь теперь она умела бороться за свои мечты.
Потому что настоящая свобода начинается не тогда, когда выплатишь последний платёж в банк. А тогда, когда сумеешь сказать «нет» тем, кто хочет отнять у тебя душу.
