Мне 62, ему 49 — он твердил, что любит, а я кормила и стирала… Пока не выставила за дверь.
После тяжёлого развода прошло много лет, но душевные раны заживали медленно. Первый муж оказался не просто неудачником — он вытягивал из меня все соки, как вампир. Не работал, пил, ночами пропадал, а потом ещё и вещи из дома тащил, словно вор. А я терпела. Ради сына. Ради Артёма. Только ради него.
Когда ему исполнилось двенадцать, он подошёл ко мне, посмотрел прямо в глаза и сказал:
— Мам, зачем ты это терпишь? Выгони его. Просто выгони.
Меня будто током ударило. Всё стало ясно. В тот же вечер я выставила мужа на улицу. Без жалости. Только облегчение. Свобода. Не передать, каким счастьем было просто дышать без страха.
Потом появлялись мужчины. Кто-то писал, кто-то звал в кино. Но я не влюблялась. Боялась. Боялась снова попасть в капкан, снова стать прислугой вместо женщины.
Последние четыре года стали особенно одинокими. Сын уехал в Германию, нашёл работу и остался там. Звал к себе, но я не смогла. Поздно начинать жизнь с нуля в чужой стране. Здесь я прожила сорок лет — здесь мои корни, память, радости и боли.
А потом пришла пандемия. Ни гостей, ни общения. Только тишина.
Подруга как-то сказала:
— Найди хоть кого-нибудь. Поговори, посмейся… Ты же не камень!
А я ответила:
— Смотрю на мужчин моего возраста — сердце сжимается. Седые, сгорбленные, только жалость вызывают. Им не женщина нужна, а сиделка. А я не хочу быть сиделкой. Я хочу быть любимой.
— Так найди помоложе! Ты прекрасно выглядишь, серьёзно!
Я отмахнулась, но зерно упало в почву.
А потом я встретила его. Он гулял с собакой в нашем сквере. Высокий, подтянутый, всегда в чёрной куртке. Звали его Сергей. Ему было 49. Разведён, женщина сбежала в Испанию, осталась взрослая дочь.
Слово за слово — заговорились. Потом кофе. Потом цветы. Каждый день. Не помню, когда он начал оставаться у меня, а потом и вовсе переехал.
Соседки ахали:
— Ну мужик! Такой видный, да с тобой, Татьяна?! Да ты колдунья!
Мне было приятно. Конечно. Я готовила ему ужины, гладила рубашки, встречала с улыбкой. Вспомнила, что значит чувствовать себя женщиной.
Но однажды он сказал:
— Тебе бы больше двигаться. Могла бы выгуливать мою собаку?
Я удивилась:
— А почему мы вместе не пойдём?
— Ну… не стоит нам часто показываться вместе. Люди сплетничать начнут…
Тут меня осенило: он стыдится. Меня. Моего возраста. Моих морщин, седины — чего угодно.
Я огляделась. Он не делал ничего по дому. Даже носки в корзину не бросал. А я? Варю, убираю, стираю… Прислуга. Не любимая. Не женщина. Обслуживание.
Я собралась с духом и сказала:
— Сергей, в доме всё должно быть поровну. Гладь свои вещи сам. И собаку выгуливай сам.
Он усмехнулся:
— Если хотела молодого и симпатичного — веди себя подобающе. Ублажай, радуй, обслуживай. Иначе зачем ты мне?
Я смотрела на него, как на чужого, и ответила:
— У тебя полчаса, чтобы собраться.
— Что?! У меня дочь с парнем хотели у меня остановиться, ты что, издеваешься?
— Живите у дочери. Удачи.
Я выставила его. Без криков. Просто закрыла дверь. Потом села и заплакала.
Да, было больно. Унизительно. Одиноко. Но я не сломалась. Я знала, что поступила правильно. Если мужчина приходит только брать — это не любовь. Это паразитизм.
Мне 62. У меня есть морщины и усталость. Но душа ещё жива, она жаждет тепла. И я верю, что можно любить. Что где-то есть человек, который захочет быть со мной, а не пользоваться мной.
Пусть он будет не моложе, не выше. Главное — чтобы был рядом. Честно. С уважением.
Потому что женщина — даже в 62 — имеет право не быть сломленной.