Мне 62, ему 49 — он твердил, что любит, а я кормила да убирала… Пока не выставила за дверь.
После тяжёлого развода прошло много лет, но душевные шрамы затягивались медленно.
Первый муж оказался не просто неудачником — настоящим энергетическим вампиром, выжимавшим из меня все соки. Не работал, пил, пропадал по ночам, тащил из дома вещи, словно вор. А я терпела. Ради сына. Ради Артёма. Только ради него.
Когда мальчику стукнуло двенадцать, он подошёл, посмотрел мне в глаза и сказал:
— Мам, хватит это терпеть. Выгони его.
И меня будто молнией пронзило. Всё разом стало ясно. В тот же вечер я выставила мужа за порог. Без сожалений. Только облегчение. Свобода. Не передать словами, какое это счастье — дышать без страха и гнетущего чувства вины.
Потом были мужчины. Кто-то писал, кто-то звал в кино. Но я никого не подпускала близко. Боялась. Боялась снова угодить в кабалу. Снова стать не женщиной, а прислугой.
Последние четыре года одиночество давило особенно сильно. Сын уехал в Германию, нашёл там работу, остался. Звал к себе. Но я не могу. Поздно начинать жизнь с нуля в чужой стране. Здесь вся моя жизнь — и память, и боль, и радость.
А потом грянула пандемия. И всё. Ни гостей, ни тепла. Лишь тишина и пустая квартира.
Подруга как-то сказала:
— Хоть кого-нибудь найди. Чтобы поговорить, посмеяться… Ты же не железная!
Я ответила:
— Смотрю на мужчин своего возраста — и сердце сжимается. Седые, сгорбленные, будто жизнь из них всё выпила. Им не жена нужна, а сиделка. А я не хочу быть сиделкой. Хочу быть любимой.
— Так возьми помоложе! Ты выглядишь прекрасно, ей-богу!
Я отмахнулась, но зернышко сомнения упало в душу.
И вот однажды я его заметила.
Он каждый день выгуливал собаку в нашем сквере. Высокий, подтянутый, в чёрной кожанке. Его звали Дмитрий. 49 лет. Разведён, бывшая уехала во Францию, взрослая дочь в Москве.
Заговорили. Потом ещё. Потом кофе. Потом цветы. Каждый день. Не помню, когда он начал оставаться у меня, а потом и вовсе переехал.
Соседки ахали:
— Ну и мужчина! Такой видный, и с тобой, Люда?! Да ты кудесница какая-то!
Мне, конечно, было приятно. Я готовила ему, гладила рубашки, встречала с улыбкой. Снова почувствовала себя женщиной.
Но однажды он заявил:
— Послушай, тебе бы побольше двигаться. Могла бы мою собаку выгуливать?
Я удивилась:
— А почему мы вместе не пойдём?
— Ну… не стоит нам часто на людях появляться вдвоём. Люди сплетничать начнут…
Тут меня осенило: он стыдится. Меня. Моих лет, морщин, седины.
Я огляделась. Он в доме пальцем о палец не ударял. Даже носки в корзину не бросал. А я? Варила, убирала, стирала… Прислуга. Не любимая. Не женщина. Обслуга.
Я собралась с духом и сказала:
— Дима, в доме всё должно быть поровну. Гладь свои вещи сам. И собаку выгуливай сам.
Он усмехнулся:
— Если хочешь молодого и красивого мужика — соответствуй. Ублажай, радуй, обслуживай. Иначе на фиг ты мне сдалась?
Я смотрела на него, словно впервые видела, и тихо ответила:
— У тебя полчаса, чтобы собраться.
— Чего?! У меня дочь с парнем должны приехать погостить, ты что, издеваешься?!
— Живите у дочери. Удачи.
Выставила его. Без крика. Без сцены. Просто закрыла дверь. Потом села и заплакала.
Да, было больно. Унизительно. Одиноко. Но я не сломалась. Потому что если мужчина приходит в твой дом только брать, а не отдавать — это не любовь. Это паразитизм.
Мне 62. У меня морщины и усталые ноги. Но душа живая, она хочет тепла. И я всё ещё верю, что можно любить. Что найдётся человек, который захочет быть со мной, а не мной пользоваться.
Пусть он будет не моложе, не краше. Лишь бы — честным. Тёплым. Уважающим.
Потому что женщина — даже в 62 — имеет право не быть сломанной.