**Дневник. Вечер.**
Одна девушка — назовём её Лида Морозова — влюбилась в парня. Сердце ёкало, кровь играла, душа тряслась от восторга. Она думала, что любит.
И страдала. Потому что он не отвечал взаимностью. Хоть она и старалась: говорила томным голоском, бросала игривые взгляды, искала поводы заговорить, расстегивала пуговицу на блузке… Всё по науке. А толку — ноль.
А потом он начал ухаживать за другой. За обычной, ничем не примечательной женщиной — Марьей Ивановной, старше его, без модных нарядов и манер. И вот они часами беседуют в коридоре, он носит ей кофе из автомата, провожает взглядом… А потом и до дома начал подвозить на своей «Ладе». Хотя Марья Ивановна даже за руль не садилась.
Как так? Лида же явно красивее, моложе! Но он не смотрел в её сторону.
А ответ прост. Лида ничего не знала о нём. Ну, кроме того, что холост, зарплата хорошая, костюм от «Босфор», машина не убитая. И всё. Его самого — его мысли, его прошлое, его смех над старыми анекдотами — её не интересовало.
Интересовала добыча. Красивый мужчина, сильные руки, мечта — чтобы обнял, поцеловал, женился.
А вот с Марьей Ивановной они о чём? Переписываются, звонят, в машине сидят — не могут наговориться. Какая же это любовь? Это же просто болтовня…
А любовь — это и есть болтовня. Когда с полуслова понимаешь, о чём он. Когда смеёшься, не дослушав шутку, потому что уже угадал. Когда на одном языке говоришь и не наговоришься. Когда человек тебе интересен — весь. От первой улыбки до последнего вздоха.
«Ты поел? Как там у отца, полегче стало? Спина не болит? А помнишь „Королевство кривых зеркал“ — вот та сцена, где герои в ловушке? Надень шапку, ветер злой сегодня. В детстве в „Вышибалы“ играл? А у Бродского есть строчка… Смотри, листья как старые открытки. У меня фиалка зацвела — десять лет молчала, а тут… Ты же в школе кактус вырастил, помню. Дай лоб потрогаю — горячий? Не хворай».
И обниму. Потому что ты — мой. А я — твоя.
Для постороннего это бред, пустая трескотня. Но для любящих — это язык. Глубокое знание и интерес к жизни другого.
А Лида интересовалась только собой. И своими чувствами, которые называла «любовью». Но это был голод. Жажда обладания. «Он должен стать моим!»
Но твоим не станет то, чего ты не понимаешь. Музыка, которую не чувствуешь, останется шумом. Стихи, которые не трогают, — просто строчками. И человек, которого не знаешь, не станет родным — сколько ни расстёгивай пуговицы.
Можно поймать лебедя. Любоваться им, кормить, беречь. А можно — зажарить, как Генрих VIII, съесть, наесться… и понять, что лебедя больше нет.
Так и с «любовью». Если в ней лишь аппетит — будет сытость, а потом пустота.
Но объяснить это тем, кто не слышит, — почти невозможно.
**Вывод:** Любовь — не добыча, а узнавание. Не обладание, а понимание. А без этого — лишь голод, который не насытить.
