**Любовь до гроба**
Я вышла из магазина, перехватила тяжёлый пакет с продуктами и задумалась: как же так, купила мелочи, а руки оттягивает. Перед подъездом остановилась. В окнах темнота. Опять Маринка гулять сбежала. «Вот только вернётся…» — мысленно сжала кулаки. Связалась с этим Димкой — и сразу учёба на второй план. Учителя жалуются, а ЕГЭ на носу, институт… Ну погоди, как приползёшь…
Дома бросила пакет на кухонный стул. Взглянула на плиту — холодную, чистую. «Просила же картошку почистить или макароны сварить! Убежала… Ну что мне с тобой делать?» Скинула куртку, швырнула в прихожую, вернулась на кухню. Дверца холодильника хлопала, кастрюли гремели — готовила ужин в злобе, обещая себе: сегодня поговорит строго.
Но Марина не торопилась. Полночь, а её нет. Я металась по квартире, как зверь в клетке, шепча проклятия:
«Вот только вернётся… Устрою такой разговор, что запомнит! Бьюсь, как рыба об лёд, всё для неё, а она… Неблагодарная! Хочет повторить мою судьбу? Сама в восемнадцать с ребёнком на руках осталась. Пусть попробует, узнает, почём фунт лиха…»
Злость клокотала, хотелось крушить всё вокруг.
Заскрипел ключ в замке — и на миг сердце дрогнуло: жива, здорова… Но увидела её сияющие глаза, и ярость вспыхнула снова.
— Где шлялась?! Час ночи! Уроки? Экзамены?! — закричала я, забыв про соседей.
— Я всё сделала… — попыталась оправдаться Марина.
— Молчи! Не смей перечить! Растила, надеялась — выучится, хорошую работу найдёт, заживём… А она мои ошибки повторяет!
— Ничьи ошибки я не повторяю. Перестань орать… — огрызнулась она.
Глаза потухли, щёки вспыхнули румянцем.
— Ах ты… — Я чуть не сорвалась на оскорбление, но сдержалась.
Мечтала схватить что-нибудь, дать волю гневу. Марина рванула к своей комнате — но я успела схватить зонт с тумбочки и замахнуться.
— Мам! — Она съёжилась, закрыла голову руками.
От этого крика рука опустилась. Зонт со стуком грохнулся на пол. Я ссутулилась, будто из меня вышёл весь пар.
— Я с ума сходила, где ты… А ты… Что это у тебя? — устало спросила я, разглядывая колечко на её пальце.
Она медленно опустила руки.
— Димка подарил. — Взглянула на меня, словно буря прошла.
— Ты же школьница! — прошептала я.
— Через два месяца экзамены, я уже…
— Взрослая?! — снова закипела я. — Живёшь со мной — уважай правила! Можешь гулять ночами? Школу бросить? Забеременеть?!
Голос дрожал. Я понимала — несёт, но остановиться не могла.
— Мам, он любит меня…
— Любил бы — думал бы о твоём будущем! Откуда он вообще взялся… — Закружилась голова, из груди вырвался стон.
Ночью не спала. Нервы искрились, мысли путались. Как так? Моя умница, красавица, отличница… Теперь вот это. Набрала номер подруги Лены.
— Что случилось? — прохрипела та, зевая. — Ты время видела?
— Прости… Мне не с кем поговорить. Марина…
— Я же говорила — не нянчься с ней! Что натворила?
— Связалась с парнем, старше её. Учёба на нуле. И колечко подарил… О любви болтает, а ей семнадцать! — В трубке — зевок. — Ты спишь? Ладно, завтра перезвонишь…
Повесила, легла. Немного полегчало. Уснула тревожно.
Утро принесло ясность: надо действовать. Но как?
Пока умывалась, грела чайник, думала — как достучаться? Заглянула к Марине. Она спала, прижав ладонь к щеке. Сердце сжалось.
Вышла из квартиры, сняла свои ключи. Потом залезла в карман её куртки — достала её связку. Взяла запасные (оставшиеся от мужа) и заперла дверь.
«Пусть дома посидит, подумает. Завтра в школу записку передам — скажу, заболела…»
Казалось, это выход.
В девять Марина позвонила, кричала в трубку:
— Зачем закрыла?!
— Чтобы подумала. Вечером поговорим. — Отключилась.
День тянулся мучительно. Мысли путались — только обида и страх.
Возвращалась домой — во дворе толпа. К подъезду ковыляла соседка Галина.
— Что случилось? — спросила я.
— Ой, Аллочка… — Она посмотрела с жалостью. — Полиция уже едет…
— Да говори! — закричала я, но сердце уже ёкнуло.
Последние лучи солнца слепили.
— На крышу глянь. Не Маринка твоя там?
Я вгляделась. Две фигуры на краю.
— Заперла же… ключи унесла… Как?.. — бормотала я.
— Машина с краном утром подъезжала, — сказал кто-то из толпы. — Видно, он её через окно вытащил…
— Марина! — хотела закричать я, но выдавила только стон.
— С ней Дима. Армию ему «откосил» дядя. Отец в тюрьме, мать…
Гул голосов. Где-то сирена.
Я не отрывала глаз. Если моргну — она упадёт.
— Не подходите! — крикнул Дима. Голос дрожал.
Я не видела, как люди забежали в подъезд. Слезы застилали взгляд.
Вдруг фигура Марины дрогнула. Мне показалось — прыгает. Я рванула вперёд — и мир перевернулся.
Очнулась — надо мной лицо парня.
— Лежите, скорая едет…
— Марина…
— Жива. Вон стоит.
Она бросилась ко мне, рыдая в плечо.
— Мамочка, прости…
Полиция. Две «скорые». Одну увезли с чёрным мешком…
Он вырвался в последний момент.
После этого Марина молчала. Дни, недели. Из полиции приходили, но оставили. Я взяла отгулы, не отходила.
— Всё пройдёт, доченька…
Одноклассницы пришли — зашептались. Через неделю она пошла в школу. Сдала ЕГЭ. Выпускной прошла молча, хоА потом, через годы, когда Марина впервые рассмеялась по-настоящему, глядя на своего маленького сына, я поняла, что жизнь — это не только боль, но и свет, который пробивается даже сквозь самые тёмные тучи.
