Я обрела любовь в 65 — но на свадьбе брат покойного супруга вскочил со словами: «Не позволю!»
Когда не стало Сергея, мне казалось — умерла и я сама. Прожили душа в душу сорок лет: подняли детей, пережили лишения, смеялись и плакали в нашем доме под Екатеринбургом. А он ушёл за час — инфаркт. Ни предсмертного вздоха, ни последнего «прости». Будто вырвали сердце из груди, оставив дышать среди осколков прошлого.
Годами я не находила места. Рыдала в подушку, разговаривала с портретом на комоде, берегла его футболки — вдруг сохранится запах табака и старого одеколона. Дети разъехались, внуки навещали редко. Тишина в опустевшем доме гудела, как ток в проводах.
Пять лет спустя я научилась варить суп на одного. Но судьба подстерегла в кафе «У Ольги» — том самом, куда мы с мужем ходили по воскресеньям. За соседним столиком — Дмитрий. Друг семьи, коллега Сергея с Уралмаша. Когда-то играл с детьми в шахматы, потом пропал.
Узнал сразу. Говорили о былом, пили цикорий, шутили. И вдруг — легко. Будто годы горя истуканом растаяли. Назавтра он позвонил. Потом были прогулки у городского пруда, вареники с вишней под «Голубой огонёк» по телевизору, чтение Есенина вслух. В шестьдесят пять он дарил мне алые розы, а я краснела, как девчонка.
Когда Дмитрий попросил моей руки, дрожала, будто первая брачная ночь. Боялась сплетен, осуждения. Но дочь Ольга, схватив меня за плечи, твёрдо сказала:
«Мама, ты заслужила счастье. Пусть хоть весь район языки чешет!»
Свадьбу играли скромную. Из гостей — родня да подруга Людмила с пятого этажа. Надела кремовое платье, он — тот самый пиджак с георгиевской ленточкой на лацкане. Поднимали тосты, смеялись, а я ловила себя на мысли: «Живу. Снова живу!»
И тут…
«Не позволю!»
Голос Артёма, младшего брата Сергея, разрезал зал. Все замерли. Он стоял бледный, сжимая спинку стула:
«Предательница! Как смеешь? Ты же клялась ему в вечности!»
Возну внутри перекрутило в узел. Артём после смерти брата помогал: то картошку привезёт, то печь починит. А потом перестал звонить… Теперь всё встало на места.
«Не клятву нарушила, а выбрала жизнь», — голос не дрогнул.
«Значит, память — прахом?» — он ударил кулаком по столу.
Дмитрий прикрыл мою ладонь своей, тёплой и мозолистой.
«Артём, — сказал он мягко, — разве горевать до гроба — твоя воля для неё?»
«Да вы… да как посмели!» — мужчина задыхался.
Я встала, расправив плечи. Впервые за годы — спокойно.
«А ты посмел. Молчал о своих чувствах, пока Сергей был жив. Ждал, когда стану твоей вдовой. Теперь злишься, что не дождался».
Тишина. Даже часы на стене затаили дыхание.
Артём швырнул салфетку на пол и выбежал, хлопнув дверью.
Дмитрий обнял меня, прижал к груди, где стучало живое, нерушимое.
«Всё позади», — прошептал он.
Я плакала, смеялась, кружилась в его объятиях. В шестьдесят пять открыла главное: любовь не спрашивает паспорт. Не требует забыть прошлое. Она приходит, когда ты распахиваешь дверь — с морщинами, сединой и чемоданами воспоминаний.
А тем, кто шепчет: «В её годы пора на печке сидеть», отвечу — жизнь, как Волга: течёт, даже когда кажется, что русло иссякло. Главное — найти того, кто подарит весло.
