Ненависть, перешедшая в любовь
Антонина Ивановна стояла у окна, наблюдая, как соседка Галина развешивает бельё во дворе. Каждое движение женщины казалось ей нарочито медленным, словно Галя специально растягивала процесс, чтобы покрасоваться перед чужими окнами.
— Опять эта позёрка выставилась, — проворчала Антонина Ивановна, сжимая край занавески. — Думает, все на неё заглядываются.
Галина Николаевна меж тем аккуратно развешивала простыни, тихо напевая. Она была на два года младше Антонины Ивановны, но выглядела свежее своих шестидесяти. Волосы всегда уложены, платья отутюжены, туфли блестят. И эта её привычка держать спину прямо, подбородок гордо поднятым — выводила Антонину Ивановну из себя.
Соседки жили рядом уже больше двадцати лет, и все эти годы между ними тлела непонятная вражда. Всё началось с ерунды — Галина как-то заметила, что Антонина Ивановна неправильно сажает георгины у подъезда. Попыталась подсказать. Антонина Ивановна восприняла это как наглую критику.
— Сама знаю, как цветы сажать! — огрызнулась она. — Не учите меня!
— Я просто хотела помочь, — растерянно ответила Галина. — У меня на даче такие же росли, красиво цвели…
— Не нужна мне ваша помощь! — отрезала Антонина Ивановна и демонстративно отвернулась.
С тех пор они здоровались через силу, а чаще просто делали вид, что не замечают друг друга. Антонина Ивановна в каждом жесте соседки видела скрытый умысел: новая кофта — хвастовство, запах пирогов из кухни — назло, мол, посмотрите, какая я хозяйка.
— Мам, ну что ты к ней придираешься? — спрашивала дочь Катя, когда приезжала. — Нормальная же женщина.
— Ты её не знаешь, — хмуро отвечала Антонина Ивановна. — С виду скромница, а на самом деле… Помнишь, как у Прохоровых кошку утащила?
— Мам, кошка сама к ней пришла! Прохоровы её на улице держали, а Галя Н. забрала, откормила. Это не воровство.
— Ну да, конечно! Она всегда права, святая просто! — Антонина Ивановна грохнула дверцей холодильника.
А Галина Николаевна страдала не меньше. Не понимала, чем заслужила такую неприязнь. Пыталась наладить контакт — носила пироги, предлагала помочь с сумками. Но Антонина Ивановна каждый раз отмахивалась.
— Спасибо, не надо, — отвечала она ледяным тоном. — Сама справлюсь.
Пироги даже не брала, ссылалась на диету. Хотя Галина видела, как та покупает в магазине ватрушки.
— Не понимаю её, — вздыхала Галина в телефонной беседе с подругой. — Вроде и не делала ничего плохого, а она меня терпеть не может.
— Да забей, — советовала подруга. — Всякие люди бывают.
Но Галине было тяжело от этой вечной холодности. Она любила общение, а тут живёт рядом человек, который смотрит на неё как на врага.
Однажды зимой Галина поскользнулась на обледеневшей дорожке, роняя сумки. Колено распухло, подняться не могла.
— Ой, как больно! — простонала она, собирая рассыпавшиеся продукты.
В этот момент из подъезда вышла Антонина Ивановна. Увидела соседку и замерла. Первая мысль: «Пусть полежит». Но тут же устыдилась. Женщина лежит на снегу, ей больно.
— Вставайте, — протянула руку Антонина Ивановна. — Осторожно.
Галина ухватилась за ладонь и с трудом поднялась.
— Спасибо, — прошептала она. — Колено, кажется, сильно ушибла.
— Сначала продукты соберём, потом разберёмся, — Антонина Ивановна молча подбирала покупки. — Йод дома есть?
— Должен быть.
— Обработайте. И лёд приложите, чтобы опухоль не разошлась.
Они донесли сумки до подъезда.
— Спасибо ещё раз, — повторила Галина, нажимая кнопку лифта. — Не знаю, что бы без вас делала.
Антонина Ивановна лишь кивнула, но весь вечер не могла забыть взгляд соседки — благодарный и удивлённый. Будто та не ожидала от неё помощи.
— А чего она ждала? — размышляла Антонина Ивановна, заваривая чай. — Что я пройду мимо?
Утром она услышала, как Галина с трудом спускается по лестнице. Лифт сломался, а в магазин идти надо. Антонина Ивановна выглянула в коридор.
— Нога как?
— Болит, но терпимо. Спасибо за вчерашнее.
— Да ладно, — помолчала. — А если в магазин, я могу сходить. Всё равно собиралась.
Галина растерянно протянула список и деньги.
— Какие деньги? Обойдёмся, — Антонина Ивановна взяла листок. — Молоко, хлеб, сметана. Всё?
— Всё, спасибо.
Когда она вернулась, Галина встретила её с пирогом.
— Вам. Вчера испекла, с яблоками.
— Мне не… — начала Антонина Ивановна, но спохватилась. — То есть… спасибо. Люблю с яблоками.
Они стояли на площадке, обе смущённые. Столько лет вражды, а теперь вот пирог.
— Заходите, чай попьём, — неожиданно предложила Галина.
Антонина Ивановна хотела отказаться, но что-то заставило согласиться.
Квартира Галины была уютной: цветы на подоконниках, фотографии в рамках.
— У вас красиво, — призналась Антонина Ивановна.
— Да что вы, обычная квартира. Садитесь, чайник сейчас поставлю.
Они пили чай, сначала молча, потом заговорили о ценах, погоде. Напряжение понемногу уходило.
— А это кто? — Антонина Ивановна кивнула на фото мужчины в форме.
— Муж. Умер шесть лет назад.
— Извините…
— Ничего. Рак. Быстро всё. — Галина помолчала. — А у вас?
— Развелись. Дочь в Питере, редко приезжает.
Допив чай, Антонина Ивановна собралась уходить.
— Спасибо за угощение.
— Не за что. Спасибо за помощь.
После этого их отношения изменились. Не стали дружескими сразу — слишком много лет прошло в обидах, — но враждебность ушла. Они здоровались, иногда перекидывались парой слов.
Антонина Ивановна начала замечать, что Галина вовсе не высокомерная, как казалось. Прямая осанка — из-за больной спины после работы на заводе. И одевается аккуратно не для показухи, а по привычке. И пироги пеИ когда весной Антонина Ивановна посадила во дворе те самые георгины, Галина молча подошла и протянула пакетик с семенами бархатцев – “чтоб вместе цвели”.
